— Это долгая история.
Эйден фыркает.
— Нет. Не позволяй ей одурачить тебя. Здесь буквально нет никакой истории. Она никогда не спала в палатке, потому что…
— Заткнись, болтун. Я рассказала тебе это по секрету, — протестует Грейс.
— Она никогда не спала в палатке, потому что земля слишком твёрдая, — заканчивает Эйден, подражая голосу Грейс. Она показывает ему язык.
— Неужели? — спрашиваю я, качая головой. — Это действительно ужасно.
— Итак, я пропустила рыбалку, грязевые ванны, походы и употребление самогона. Неужели это действительно так важно?
Я шикаю ей.
— Это очень важно. На самом деле, это то, что нужно немедленно исправить.
Грейс поджимает под себя ноги.
— Я не уверена, что упустила что-то из того, что не выросла, рыбача.
Эйден ахает.
— Возьми свои слова обратно прямо сейчас.
Грейс смеётся.
— А разве это не означает в основном сидеть и пить пиво, почёсывая свои яйца? И если ты ещё не заметил, у меня нет яиц, чтобы их чесать.
— Ну, если бы ты росла рядом с нами, тебе пришлось бы пить самогон и чесать яйца, — говорю я ей.
— Ну что ж, тогда я исправлюсь.
— К счастью, я могу позаботиться об одной вещи из твоего списка вещей, которые ты никогда не делала. Ты сейчас сядешь и выпьешь немного самогона, — произносит Эйден.
— А где же ты возьмёшь самогон?
— Эйден просто идиот-учёный, когда речь заходит о выпивке, — отвечаю я ей. — Он её перегоняет. Он занимался этим с тех пор, как мы учились в школе.
— Со времён школы?!
— Чертовски верно, — говорит Эйден.
— А я думала, что это делают в Кентукки, а не в Колорадо.
Я тихо выдыхаю и качаю головой.
— Ну вот, ты сделала это. Готовься к лекции.
— Существует долгая и благородная история о бутлегерстве3, прославленная на всю нашу прекрасную страну, — начинает Эйден, его интонация официальна.
— Просто сходи и принеси ей это, — перебиваю я. — Я не хочу сегодня слушать громкую речь о бутлегерстве, если тебе всё равно.
— Не волнуйся, — говорит Эйден, глядя на Грейс. — Я приберегу это на другой раз.
Она смеётся.
— Мне повезло.
Эйден возвращается с двумя стеклянными банками для консервирования и ставит их на середину кофейного столика.
— Лимонадный и ежевичный, — говорит он.
— Ты сам это сделал, — скептически произносит Грейс, подняв брови.
— Совершенно верно. Лимонад и ежевика, потому что скоро наступит лето. Я изготавливаю на основе сезонных ароматизаторов.
Я киваю.
— Если ты член нашей семьи, то на Рождество получишь от Эйдена банку самогона.
— Чувак, как бы там ни было, ты говоришь так, будто я раздаю уголь. Я дарю и другие подарки тоже.
— Разве ты не должен не делать это? Разве это не незаконно? — спрашивает Грейс.
— Ты спишь с мятежником, детка, — отвечает Эйден. — И соучастница моих преступлений.
— Но ведь эта штука может убить тебя, не так ли? Разве правила существуют не просто так?
Эйден закатывает глаза и громко вздыхает, плюхаясь на своё место.
— Да, если ты сам не знаешь, что делаешь. С другой стороны, я точно знаю, что делаю.
Грейс поднимает брови и смотрит на банки с самогоном.
— Ты уверен?
Эйден вздыхает.
— Чувак, скажи ей, что я знаю, что делаю.
Я киваю.
— Он действительно знает, что делает. Серьёзно. Он просто чудак с тем, как много знает о таких вещах.
— Я учился у лучших, — гордится Эйден.
— Он научился этому в Вест Бенде.
— Ты научился гнать самогон, когда был ребёнком?
Эйден пожимает плечами.
— Я научился этому у старика Джонсона. Он нанял меня к себе на ферму на несколько лет, и у него был свой дом. Раньше он сам это делал. В конце концов, и у меня появился талант в подобном деле.
— А если серьёзно, то мы были старшеклассниками, имевшими доступ к бесплатной выпивке — чёрт возьми, с возможностью сделать её самим, — говорю я ей. — Лучшего хобби у него и быть не могло.
— Я думала, ты святой, — произносит Грейс.
— Да, но в субботу вечером я всё равно пил по-чёрному, — отвечаю я. — В городе больше нечего было делать.
— Мой самогон ещё не убил ни одного человека, — говорит Эйден. — Я ещё никого не ослепил.
— Ну, это весомый комплимент, если я когда-нибудь такое слышала, — шутит Грейс. — Но я всё же легковес.
— Да? — интересуется Эйден. — Значит, если ты сделаешь несколько глотков, то будешь танцевать на столе и раздеваться?
— Существует большая вероятность.
— Ну, чёрт возьми, тогда пей, — говорю я ей, и Грейс хлопает меня по руке.
— Ладно, — вздыхает она. — Не найдётся бокала?
Эйден закатывает глаза.
— Я и не предполагал, что дочь Президента будет с такими запросами. Сейчас ты хочешь бокал. В следующий раз тебе понадобится столовое серебро.
— Отлично, — произносит Грейс, протягивая руку к одной из банок. — Неужели я пью эту противозаконное зелье прямо так?
Она берёт банку, но прямо перед тем, как поднести её к губам, Эйден кричит:
— Подожди!
— О боже, у меня чуть не случился сердечный приступ. Что!?
Эйден хохочет.
— Если это убьёт тебя, то будет ли считаться это политическим убийством дочери Президента?
— Я бы, конечно, не возражал, если бы тебя засадили куда-нибудь в секретную камеру ЦРУ, — говорю я ему.
— Определённо. Если это меня убьёт, то это будет убийство по политическим мотивам. Возможно, даже измена, — невозмутимо отвечает Грейс.
— Окей. Я просто проверял. Продолжай. — Эйден усмехается.
Грейс делает глоток лимонадного самогона, её лицо морщится.
— О Боже, самогон действительно крепкий. Крепкий и хороший. Я же говорила тебе, что я легковес, верно?
***
Полчаса спустя, и мы теперь уверены, что Грейс — легковес. Она очень пьяна, несмотря на то, что выпила всего несколько глотков самогона. Она сидит на садовой мебели, её вытянутые ноги лежат на мне, а Эйден откинулся в кресле напротив нас, положив ноги на стол. Мы передавали друг другу самогон, и в результате щёки Грейс слегка порозовели, и она стала гораздо более оживлённой и хихикающей, чем обычно.
Мы сидим и говорим о вещах, которые никогда не делали, а Грейс никогда не купалась нагишом.
— Я никогда не купалась нагишом, — произносит она. — Разве это не глупо?
— Ты слишком защищённая, — говорю я.
— Не правда, — протестует она, наморщив лоб. — Хорошо, да. Но это не так. Есть ли в этом смысл? Я встречалась с главами иностранных государств. Я встречалась с Далай Ламой.
— Но ты никогда не купалась нагишом, — говорит Эйден.
Грейс садится и показывает на него пальцем.
— Я также никогда не прыгала с парашютом.
Я пожимаю плечами.
— И я никогда не прыгал с парашютом.
— Это потому, что ты боишься высоты, — услужливо подсказывает Эйден.
— То, что я не хочу выбрасываться из самолёта, вовсе не означает, что я боюсь высоты, — протестую я.
— Ты боишься высоты? — спрашивает Грейс.
— Я не боюсь высоты!
— Прыжки с парашютом не для меня, — произносит Грейс. — Эйден, ты следующий. Чего же ты ещё не сделал?
Эйден на секунду задумывается.
— Я уже всё сделал.
Грейс встаёт и берёт со стола банку с ежевичным самогоном.
— Эта штука становится все менее крепкой, — размышляет она.
Эйден удивлённо поднимает брови.
— Смотри мне. Мы не будем отдирать тебя от пола в ванной.
— Я никогда не была пьяна, — замечает она.
— Ты была немного навеселе, когда мы познакомились, — говорит Эйден.
— Знаю! — восклицает Грейс, отхлебывая из банки и широко раскрывая глаза. — Это было от двух бокалов вина.
— Ну, отлично. Я просто возьму это у тебя на некоторое время.
— Нет, нет, — протестует она. — Это, должно быть, не очень крепкое. Я ничего не чувствую.
Эйден бросает на меня быстрый взгляд.
— Мы будем держать её волосы, когда она потом блеванет?