– Надеюсь, пол не обвалится и мы не рухнем вниз, – буркнул я и первой шагнула внутрь.
Калинин пробормотал что-то об освещении, но света вполне хватало, чтобы разглядеть внутреннее убранство. Ничего особенного, все просто и в духе охотничьих домиков: мини-уголок со столом и стульями вокруг, несколько шкафчиков и полка с потрепанными книгами. Справа лестница, ведущая к спальному месту под потолком, напротив входа – еще одна дверь, через нее можно попасть на веранду с другой стороны. Домик строили со знанием дела, внутри ни единого следа протекающей крыши, можно хоть прямо сейчас брать вещи и устраивать себе необычные каникулы на дереве.
– Идем, тут есть место с потрясающим видом! – с волнением с голосе Рома поманил меня за собой в сторону еще одной лестницы.
Мы поднялись к потолку и заползли на огромный матрац. Встать в полный рост тут не представлялось возможным, потому мы устроились на животе лицом к длинному окну – оно выходило на лес. И Калинин был прав – вид открывался невероятный, особенно сейчас: туман тонким слоем стелился по земле и толстые стволы деревьев будто росли из ниоткуда. А больше ничего и не видно: деревья, деревья, сплошные деревья.
– Здесь очень красиво, – прошептала я.
– Да. Удивительно, как я не вспомнил об этом месте сразу! – он перевернулся на спину, и я последовала его примеру. – Знаешь, когда я жил здесь, Слава часто приходила ко мне по ночам. Мы сидели на веранде, свесив ноги вниз и разговаривали обо всем на свете. Потом она уходила, и я ни разу ее не задержал, хотя мечтал об этом больше всего.
– Она знала, как ты к ней относился?
– Не думаю. Иначе не приходила бы.
– Или она просто играла с тобой, Ром. Девушки бывают очень жестоки, особенно в подростковом возрасте. Особенно… – я запнулась и покачала головой.
– Особенно что? – тут же прицепился Калинин. – Ах, точно: особенно девушки, принимающие наркотики. Все не так просто, Алиса. Если говорить коротко, то история выходит непрезентабельной, но дело всегда в деталях. Все началось после смерти ее матери – дикая история. Славе было всего четырнадцать, когда ее мамаша накормила снотворным собственную дочь и себя саму. До конца неизвестно, что она пыталась сделать: просто вырубить Славу, чтобы вдруг не помешала, или утащить дочь за собой. Боюсь, что второе, потому что… почти уверен, что мать причиняла ей вред. Неоднократно. Но в результате Славу откачали, а Эльза умерла.
Калинин взял небольшую паузу, а я словно окаменела изнутри от тяжести испытаний маленькой девочки по имени Слава.
– И вот тогда все началось, – продолжил Рома. – Депрессия, панические атаки… и, наконец, прописанные врачом седативные, которых вскоре стало недостаточно. А Слава училась в непростой школе, где можно было любые таблетки раздобыть, а на деньги ее отец не скупился и никогда не интересовался, куда его дочь столько тратила – девчонка же, а они все такие… В общем, да, Слава принимала. Но она не заставляла Марка идти ее путем, он сделал выбор сам и делал этот выбор постоянно еще много лет подряд, до самой смерти. Как видишь, случаи немного разные.
Я взяла Рому за руку, он легонько сжал в ответ мои пальцы.
– Вот такими историями она делилась со мной, приходя сюда. Я слушал и понимал, что мне нечего рассказать ей в ответ, но я могу быть рядом.
– А сейчас? Что бы ты рассказал ей сейчас?
– Сказал бы, что последний год выдался особенно ужасным. Настолько, что я без налоксона не выходил на улицу. И, что самое страшное, мне приходилось его применять. Рассказал бы, как вырубил Марка и отвез его лечиться, но все зря. Рассказал бы, что мы с ним целый год почти не общались и я собирался уйти из группы, десять лет – слишком большой срок и я просто не мог наблюдать за происходящим дальше. И изменить тоже ничего не мог, что еще хуже.
– Марк знал об этом?
– Конечно. Заявил, что я не какой-то там Дэйв Грол, и без него с музыкой мне придется завязать, – фыркнул Рома. – А еще… я мог бы рассказать ей много всего. Например, когда Марка вызвали на допрос в полицию, я до конца не верил в его невиновность. Мне казалось, вот он, логичный ужасный финал. Но я ошибался… все закончилось по-другому. И ты была права – теперь я боюсь узнать правду. И… нет, знаешь, забудь. Я не стал бы рассказывать ей все это, в первую очередь я бы узнал, что с ней произошло в ту ночь, почему она… ушла.
– И делиться историей опять пришлось бы ей? – я улыбнулась.
– Да, такая уж у нас традиция.
За окном вовсю барабанил дождь, в домике стало совсем темно, почти как ночью. Остались лишь очертания и слабый серый свет. Все еще держа меня за руку, Рома повернулся на бок, так, чтобы видеть мое лицо. Пододвинулся ближе и поцеловал. Я ответила, с удовольствием теряясь в ощущениях. Мне нравился этот запрятанный в лесу домик, нравился дождь за окном и до умопомрачения нравился мужчина напротив и каждый момент, проведенный с ним.
– Кажется, нам лучше остановиться, – неожиданно прошептал мне в губы Рома и отстранился, несмотря на мой протест. Вот после такого я точно пересмотрю свои симпатии!
– Твое молчание меня пугает, – улыбнулся Рома, наблюдая за мной.
– Думаю, как бы пооригинальнее объяснить, насколько ты сейчас не прав.
– И какие варианты?
– Дай мне минутку, вот только соберусь с мыслями.
– Просто я подумал, не стоит нам два раза подряд практиковать незащищенный секс. Вчера я мало что соображал, но сейчас…
– Ах, вот в чем дело, – усмехнулась я. – Боишься, что я явлюсь через девять месяцев как самый лучший подарочек с белокурым младенцем на закорках?
– Не боюсь, – покачал он головой.
– И правильно. Потому что такого точно не случится – я не могу иметь детей.
Повисла долгая пауза.
Калинин молча ждал, когда я продолжу, объясню что-то.
– Твой немой вопрос раздражает. Мы можем просто отмотать на пару минут назад и продолжить начатое, раз уж детская проблема между нами не стоит? – разозлилась я, но все равно продолжила: – Нет у меня никакой печальной истории, ясно? Я болела… сильно. После… аварии. И получила последствия, с которыми легко смирилась, раз все равно не собиралась заводить детей. И не смотри на меня так, руки начинают чесаться от желания вмазать по твоей сочувствующей физиономии!
Он натянуто улыбнулся:
– Так лучше?
– Не особо.
– Прости, я… спасибо, что рассказала.
– Не придавай этому слишком больше значение, Калинин. Сам говорил, в этом чертовом домике принято делиться слезливыми историями, вот я и поделилась. Все просто.
– Не так уж и просто, когда дело касается тебя.
– Опять фантазируешь на тему моей особенности? – хмыкнула я.
Он кивнул и уставился в потолок, не желая продолжать спор. Мы оба прекрасно понимали: Калинин прав – если бы я захотела, могла бы насочинять с три короба, вру я убедительно и при этом совсем не краснею. Но нет, делать этого я не стала.
За последние несколько дней я вообще приняла много выходящих за рамки решений. И причина – вот она, лежит рядом со мной. А ведь разобраться в происходящем я могла бы и без Калинина, так было бы даже лучше, но Рома невероятным образом удерживал меня рядом. Потому что не лез с вопросами, молча принимая невысказанные правила. Потому что сам был готов к откровенности, почти ничего не требуя взамен. И мне хотелось сделать шаг навстречу.
Мы спустились на основной этаж домика и внимательно обыскали все полки и шкафы. Нашли еще старые тетради Марка и фотографии, забытые в потрепанных книгах. Ничего любопытного – обычные летние снимки подростковой компании. На одном из них засветился и хозяин местного ресторанчика Валерий, еще один поклонник сломанной девушки Славы. Правда, узнала я его только после Роминой наводки, так в пухлом розовощеком пацане тощий Валерий не угадывался вообще.
Рома устроился за столом у окна и закурил, глядя на завораживающе-темные деревья и выступающий из-за них соседский дом из серого камня.
– Дай угадаю – курить тебя тоже Слава научила? – пошутила я, присаживаясь напротив.
