вихре и я повернула голову к Наилю. Завела руку назад и впервые вот так просто приблизив его лицо к себе поцеловала.
Прикоснулась своими губами к его. Он не торопил, просто принимал все, что так неумело и аккуратно я давала ему сама, только сжавшаяся рука на моем животе рассказывала мне, как сильно он хочет сделать все иначе.
Приоткрыла свои губы и кончиком языка коснулась его рта, проникая внутрь. Наиль немного задрожал, и я почувствовала некую победу. Я чувствовала его сейчас так явно и так открыто. Он и не пытался скрываться от меня в этот раз, словно был готов обнажаться.
Пошла дальше… Не остановил. Открылся и пошел навстречу мне. Сплел наши языки и застонал, медленно двигаясь за мной.
Чувственный поцелуй закончился так же мило и красиво нами обоими.
Я хотела винить себя за эту слабость, непонятно откуда взявшуюся, но потом решила, что имею право себе ее позволить… Сегодня, не больше.
– Где бы ты хотела сейчас оказаться? – прерывает он молчание, между нами. – Любое место? – поворачиваю к нему голову и вопросительно изгибаю бровь, намекая на очевидное. – Ну кроме дома, конечно, – сам улыбается.
– Не знаю. Быть может на море. Там, где тихое и спокойное оно, перенять это все. Поразмышлять.
– Давай полетим, как Фатима с Зауром. Сниму на время остров. Пробудешь там, сколько захочешь.
– А как же дикий пляж? – стираю улыбку, чтобы не понял моего стеба.
– Дикий, это какой?
– Ну тот, где все голые загорают. Мы с подругами только там и отдыхали. Зато загар ровненький такой ложится как надо, – поворачиваюсь к нему и от вида, нахмуренного и ошарашенного одновременно Наиля начинаю гоготать, да так громко, что меня слышно, наверное, даже в комнате охраны.
– Ты… ты… Скажи, что ты пошутила.
– С какой стати? Я серьезно Наиль. На одинокий остров не полечу.
– Ульяна, – переходит на свое рычание, и я сбавляю обороты.
– Ой, да успокойся ты уже. В этот раз ладно, обычным пляжем обойдемся.
Хохочу вновь, потому что он в таком гневе, что не передать словами.
Дергает рукой, и остановившаяся лошадь вновь начинает идти.
Приехали назад, когда стало совсем темно, но фонари включались поочередно, по мере нашего приближения к ним.
Дорожка освещалась так красиво и звездное небо, «настоящая арабская ночь».
– Так быстро стемнело, хотя прошло не больше двух часов.
– Да, у нас поздно темнеет, но быстро очень.
Наиль слез первым, а я осталась сидеть. Перекинула ногу и он, взяв меня за талию, сам спустил, плотно прижав к себе.
– Поужинаешь со мной?
– Я… – хотела сказать, что душ принять хочу, но он расценил иначе заминку.
– Уль, просто ужин.
– Я хотела сказать, что хочу в душ.
– Хорошо, – громко сглотнул, продолжая говорить. – Я пока что сделаю объявление для семьи Мадины.
– Ты принял решение?
– На самом деле, это именно ты приняла его за меня.
– Кстати, они не спали. Он просто поцеловал ее.
– Хочешь оправдать? И сделать вину легче? Это разврат, Ульяна.
– Наиль, ты неисправим и мне хочется тебя сейчас ударить, потому что ты портишь этот вечер своим бубнежом.
– Ладно. Лучше тебе и правда пойти, и переодеться, пока мы не продолжили.
К ужину я надела бардовое длинное платье, с рукавом три четверти и распустила волосы, которые легли красивой волной на плечи спадая наперед.
У меня есть заколка цветочек, ее подарила мне Муна. Сама по себе она идет как маленький «крабик», а на нем уже расположилась красивая белая орхидея.
Заколола ею правую сторону, а с левой, волосы так и остались красивым водопадом.
Наиль ждал меня в столовой на маленьком низком диване, в просторной белой рубашке с коротким рукавом и черных джинсах.
– Поздний ужин сегодня у нас, – помог мне сесть, взяв за руку и заговорил сам, прежде чем приступить к еде.
– Один раз можно. Приятного аппетита.
Пока ели, я чувствовала, между нами, нечто странное, неописуемое, словно что-то изменилось. Стремительно изменилось. Но что? Выкинула эти мысли из головы и продолжила ужин.
Наиль был спокоен, вел беседу. Спрашивал, когда именно я хочу улететь на остров, чтобы он все подготовил и с работой решил дела. На самом деле момент с отъездом изначально был шуточным с моей стороны, но раз он так настроен, то ладно. Почему я должна отказываться?
Когда Муна принесла нам чай, Наиль вновь заговорил.
– Ульяна, завтра к нам на обед придут родители. Понимаю, что момент с помолвкой – это не самый решенный вопрос с твоей стороны, но я тебя прошу…
А я просто подумала, почему я обязана лишаться общения с ними? Фатима рассказывала о них и мне было бы интересно с ними ближе познакомиться, чем есть.
– Хорошо, – перебила его, пока снова на угрозы не перешел и этим видно сильно его удивила.
– Правда?
– Конечно. Мне нравятся господин Саид и госпожа Самира.
Этот кадр незабываем. Наиль – незнающий что ответить.
– Отлично, – взял мою кисть и поцеловал. – Спасибо. Сегодня я им сказал, что не стоит приезжать.
– Правильно. Сегодня было достаточно концертов, не по заявкам, – улыбнулась и опустила голову, потому что его откровенный взгляд меня смущал.
– Ты поела?
– Да.
– Пойдем наверх…
И сказал это так… ну не знаю, как вопрос, как приглашение… и так жалобно и проникновенно, а после встал и подал руку.
«Что поделать, моя бойкая девчонка и носу не показывает сегодня вечером».
Ступаю за ним, шаг за шагом. Руку не отпускает и крепко держит. Завтра все изменится, и через две недели все закончится. Я уеду, несмотря ни на что.
Никаких чувств тут просто не может быть. А то, что он себе надумал просто фантом вины, не больше. Он меня не заслужил, а я так же ему не подхожу.
«Без сожалений Ульяна… без сожалений, помни об этом!»
Закрывает дверь и встает позади. Расстегивает молнию моего платья, касаясь обнаженной кожи откровенно, горячо.
Стягивает с плеч его.
Остаюсь в прозрачном кружевном белье.
Наиль расстегивает бюстгальтер и аккуратно, вызывая спазмы в животе снимает каждую деталь с рук, обводя их так нежно, словно касание цветка… придерживает ткань на груди ладонями и крепко сжав ее снимает полностью.
Он был разным в наших моментах страсти, но сейчас, я просто с ума схожу от того, что он делает.
Ведет по спине достигая линии трусиков и цепляет их большими пальцами. Тянет по моим бедрам опускаясь вниз, целуя тело.
Влажные прикосновения горячих губ к ягодицам и мой стон, внезапно вырвавшийся
