меня отравить? Зачем?
Перед глазами сразу же бегут картинки. Мой сын растет никому не нужным сиротой. Воспитывается в детдоме. Голодает.
Нет! Не позволю!
– Что я тебе сделала? – все еще не могу поверить в происходящее. – Почему? Зачем?
– Мамашу свою спроси… дура стоеросовая! – шипит змеей Юлия. И мне кажется, она бредит.
Ну какая мама? Нет ее. Меня тетка с бабушкой воспитывали…
Кухня мигом наполняется людьми Ростислава. А он сам подходит ко мне.
– Придется нам позавтракать в другом месте, – обнимая меня, кивает брату.
– Конечно, Слава, – словно филин ухает Марк Васильевич. Потирает за грудиной и заявляет, добавляя в голос максимум пафоса. – Я требую объяснений! Что тут, черт возьми, происходит?
– Юлия, – смеряет взглядом бывшую экономку Градов. – Может, пока едет полиция, вы введете нас в курс дела?
– Что я, дура, что ли? – усмехается та.
– Да я и сам докопаюсь, – презрительно фыркает Тимур. – Лучше отвечай. Не рой себе яму.
– Да пошел ты, – огрызается Юлия. – Вы же ничего не докажете… И Владка не пострадала. За что меня привлекать?
– А нам и доказывать не надо, – роняет презрительно Слава. – Мой доктор даст показания. Сашина няня. Пару дней назад вы пытались отравить Владу. Но я вам помешал. И мой доктор оказал ей первую помощь. А затем у вас просто не было случая… И ваш подельник Фирсов тоже покушался. Заминированная флешка ведь ей предназначалась? Не мне. Володя сейчас уже дает показания. Хочет пойти как исполнитель. А вас подставляет на организатора. А это сразу увеличит срок вдвое.
Ростислав привирает. Даже невооруженным глазом заметно. Вот только Юлия принимает все за чистую монету.
– Это он все затеял! Он! Говорил, наследство должно нам достаться. Не хотел делиться с этой чухонью… Кто она вообще?
Кто я? Какое еще наследство?
Хороший вопрос! Бабушка, когда еще была жива, рассказывала мне о маме. Какие-то фотки показывала. А как умерла, тетка ни разу словом не обмолвилась. А я сама спрашивать опасалась. А потом и вовсе ушла с головой в музыку.
– Мы сами разберемся, Юля, – замечает, ощерившись, Ростислав. – Просто, ты бы могла облегчить свою участь. Призналась бы во всем чистосердечно, а я бы нанял тебе адвоката. Но ты же не хочешь…
– Да! Я согласна! – словно раненая вскрикивает экономка.
– Тогда говори. Быстро, – в полшага Слава оказывается рядом с моей отравительницей. Давит взглядом, полным ненависти и презрения. – Успеешь до приезда полиции, обеспечу тебе защиту. Время пошло. Только не вздумай врать.
Ростислав
Экономка съеживается, стоит мне подойти ближе. Испуганно переминается с ноги на ногу, словно раздумывает. Пялится выпученными безумными глазами. Хватает воздух губами, как гребаная рыба.
А я знаю, как надавить на болячку. Если перед ишаком трусить морковкой, он побежит быстрее. С этой гадиной тот же случай.
Кошусь на обалдевшую Владу, затем перевожу взгляд на белую как мел Галину. Брат ее успокаивает. Наливает водичку, что-то шепчет.
И если чуйка моя не обманывает, то здесь и без чистосердечного все ясно.
А еще туфли… гребаный пилатес.
– Все, время вышло, – объявляю поморщившись. Небрежно киваю Тимуру. – Уведи, эту мразь. И смотрите, чтоб не сбежала. Головой отвечаешь.
– Да куда она денется, – усмехается мой начальник СБ. Тяжело опускает ладонь на покатое Юлино плечо и возвещает как Иерихонская труба. – На выход, стерва.
– Вы не имеете права, – возмущенно мяукает Юлия и просит жалостливо. – Ты же обещал, Славочка…
Ага, сейчас!
– Вот ментам и расскажешь, – обрывает ее Тимур. И переводит взгляд на Марка. – Куда лучше, Васильевич?
– В прачечную, – отрывисто бросает Марк и добавляет поспешно. – Я проведу.
– Нет, – отрезаю негромко. – Ко мне в спальню. И смотреть в оба. Ставни опустить. И наручниками пристегнуть не мешало…
– Ростислав Владимирович, – солидно тянет безопасник. – У нас они не предусмотрены. Ни одной пары нет. Не закупали даже.
– Ах да, – отмахиваюсь нетерпеливо. – Тогда скотчем примотайте и мешок на голову наденьте.
– Пожалуйста, не надо! – вскрикивает Юлия. – Я никуда не сбегу. И все расскажу. Вы же обещали.
– Конечно, расскажешь, – усмехаюсь криво. Вот только большой вопрос: хотим ли мы тебя слушать.
Галка еле заметно качает головой. И сейчас для меня ее чувства ценнее. И если я правильно понял, то разговор предстоит серьезный. И чем меньше при этом будет посторонних ушей, тем лучше.
– Мы пойдем наверх, – прижимает сына к груди Влада. Трясущимися пальцами гладит ребенка по спинке. Нервничает. Малодушничает.
– Сейчас вместе поднимемся, – шепчу, подходя вплотную. Прижимаюсь губами к виску. – Не трусь, зайчона…
– Надо хоть бутербродов нарезать, – подскакивает с места Галина. – Все же голодные.
– Лучше заказать свежие продукты, – замечаю примирительно. – Еще неизвестно, куда еще эта тварь яду насыпала. Да и до приезда полиции лучше ничего не трогать.
– А-а, ну да-а, – тянет расстроенная Галка. Опустив глаза, теребит в руках бумажную салфетку, будто видит ее впервые. Тоже вся на взводе.
Хорошо бы нам установить истину до приезда полиции. Но брат уже с кем-то переписывается. А значит поднял на уши всех своих знакомых и поклонников.
– Галь, ты ничего не хочешь нам объяснить? – спрашиваю прямо в лоб. Нет смысла разводить церемонии.
– Слава, – недобро рыкает на меня брат. Смотрит пристально: дескать отстань, не до тебя сейчас.
«До меня, мой дорогой», – думаю ощерившись. И снова зову невестку.
– Галя…
– Наверное, давно надо было рассказать, – вздыхает она. – Вот только у меня никогда не хватало смелости…
– Если тебе тяжело, не стоит и начинать, – резко перебивает брат. Нервно ходит по кухне. И остановившись рядом с женой, кладет ладонь ей на плечо.
В утреннем солнышке отсвечивает бликами сапфировый перстень на тонком пальце. А на лице Марка застывает странное выражение, сейчас совершенно неуместное. Мой брат морщится как от боли.
Твою ж мать, дело обстоит гораздо хуже, чем я думал! Но этот нарыв давно пора вскрыть. Если б жили без утайки, может сумели бы предотвратить покушение. Да и в доме бы столько мрази не окопалось.
Галина обводит нас твердым взглядом, будто на что-то решается. И выдохнув, признается.
– В четырнадцать лет меня изнасиловал друг моих родителей. И остался безнаказанным. Мне родители просто не поверили. А когда стал расти живот отправили к дальним родственникам. Там я дочку родила и оставила. А когда поступила в оркестр к Марку и стала сама зарабатывать, то давала деньги и обеспечивала всем необходимым.
– А какое отношение эта девочка имеет к нам? – тихо, но настойчиво спрашивает Влада, хотя и так все понятно.
– Ты – моя дочь, милая, – через силу улыбается Галина. С надеждой и болью смотрит на Владу. Сейчас
