немного теряюсь от избытка семейного тепла, в котором и сама начинаю растворяться и таять.
Клер порывается показать мне свои игрушки, но мать мягко останавливает её, сообщая, что сначала меня следует покормить. Мой желудок начинает урчать, сообщая, что он согласен с Констанс.
За столом царит непринуждённая атмосфера. Ко мне часто обращаются, что-то спрашивают, о чём-то рассказывают, Валентин переводит вопросы ко мне и мои ответы. К концу ужина у меня появляется ощущение, что я понимаю многое даже без перевода.
Затем Клер утаскивает меня в комнату игрушек. О-о! чего тут только нет. Даже настоящий замок принцессы величиной с человеческий рост. Ребёнок там может свободно проходить, а вот мне приходится пригибаться. Мы пьём чай с куклами. Мне кажется, Клер представляет им меня, поэтому я здороваюсь с ними за руку и называю своё имя.
Затем Клер уводят, чтобы уложить спать, а я иду в свою комнату. Принимаю душ, падаю на постель и засыпаю в ту же секунду, как голова касается подушки.
Утром я встаю бодрой и отдохнувшей и спускаюсь к завтраку в прекрасном настроении и боевом состоянии духа. От волнения кусок не лезет мне в горло, поэтому я только выпиваю две чашки кофе.
Провальский сам отвезёт меня в киношколу. Уверена, что ради этого он отменил свои суперважные дела. И для меня это очень много значит.
По дороге я начинаю нервничать, и когда Валентин останавливает машину, меня уже откровенно потряхивает.
– Пошли, – он протягивает мне руку. И самое главное – не смеётся надо мной, потому что я обмираю от страха. Поддержка Провальского очень много для меня значит. Наверное, если бы не он, я повернула б назад, так сильно натянуты сейчас мои нервы.
– Ты сможешь, – говорит он, но я лишь киваю, слова застревают где-то в горле. – Давай, – Валентин слегка подталкивает меня, и я вынужденно делаю шаг внутрь.
В холле полно людей. Но я ожидала, что их будет намного-намного больше, ведь это та самая Немецкая киноакадемия, где проходит «Берлинари» – знаменитый европейский кинофестиваль. Он, кстати, завершился на прошлой неделе. Я не решилась напроситься к Валентину на несколько дней раньше, чтобы попасть на него. Но познакомившись с его семьёй, почему-то думаю, что мне были бы очень рады.
К нам подходит невысокий бородатый дядечка в клетчатой рубашке, твидовом пиджаке и джинсах. Он жмёт Провальскому руку и что-то говорит, глядя на меня. Валентин отвечает ему утвердительно, а затем произносит по-русски:
– Познакомься, Юля, это Вольф Мюллер. Он писал тебе.
– Здравствуйте, – я улыбаюсь и жму протянутую руку, а Вольф, не отпуская мою кисть, продолжает говорить по-немецки.
– Он в восторге от твоей истории и считает, что такой свежий голос и неизбитый стиль пополнят коллекцию Берлинской академии. Через три дня у них состоится питч-встреча для начинающих сценаристов, где ты сможешь представить свою работу известным режиссёрам. Они каждый год проводят такое знакомство, чтобы дать зазвучать новым голосам.
Мне кажется, что я умерла и попала в рай. И сейчас слышу ангельское пение, а бородатый архангел говорит, что сбылась моя самая заветная мечта.
От избытка эмоций я не могу вымолвить ни слова, хорошо, что рядом со мной Валентин. Он улыбается Вольфу, снова жмёт руку, и мы наконец присоединяемся к небольшой группе студентов, которым проводят экскурсию по академии.
Я почти не слушаю то, что переводит мне Валентин. В голове звучит только одна фраза: «Через три дня». Через три дня я вживую увижу известных европейских режиссёров и смогу представить им свой сценарий.
– Ущипни меня, – шёпотом прошу Провальского.
Он только улыбается и нежно сжимает мою ладонь, шепчет на ухо:
– Это не сон, принцесса, это всё явь.
После знакомства с академией мы отправляемся обедать. В кафе я начинаю быстро и много говорить. О том, как с самого детства мечтала писать истории для кино, но не думала, что для меня это может быть реальным. Об исписанных тетрадках, о многочисленных потерянных вордовских файлах на старом ноутбуке, который так неудачно сгорел вместе со всем содержимым. О том, что родители не воспринимали всерьёз моё увлечение, убедили меня в нереальности этих фантазий, и мне пришлось поступать на библиотечное дело.
Замолкаю я лишь тогда, когда чувствую, как рука Валентина накрывает мою.
– Теперь всё изменится, – говорит он уверенно, и я сразу же начинаю ему верить. – Ты обязательно поступишь в эту академию. Предварительный конкурс ты уже прошла. Но тебе придётся очень много работать…
– Я готова, – перебиваю его, – я на всё готова!
Провальский смотрит на меня таким укоризненным взглядом, что я стыдливо умолкаю. Ну и зачем перебивать, он-то в академии узнал намного больше меня, не понимавшей там почти ни слова.
– Извини, – произношу я и утыкаюсь в свою тарелку.
– Преподавание в школе ведётся на двух языках – немецком и английском, – продолжает он, и я обмираю, об этом-то я и не подумала, у меня с языками полный швах. – Основной – немецкий. Но поскольку сейчас в школе много англоязычных преподавателей, часть предметов ведётся на английском. Тебе придётся выучить оба языка за три месяца.
– Что?! – к этому я оказываюсь совсем не готова, поэтому чувствую себя как после удара под дых. – Но как же… Как же я выучу…
Моё возбуждение и окрылённость открывшимися перспективами смывает ледяной волной. Размечталась дурочка…
– Три месяца – это не так и мало, – как ни в чём не бывало, словно и не разрушилась только что моя заветная мечта, продолжает Валентин, – когда находишься среди носителей языка, овладеть им не так и сложно. К тому же у тебя будут лучшие преподаватели.
– Но я… думала вернуться домой…
– Решай сама, – Валентин даже поднимает руки ладонями вперёд, показывая, что вовсе на меня не давит, – через три дня эта встреча с режиссёрами…
– Питч, – подсказываю я, и тут же вскидываюсь: – А как я представлю свой сценарий?! Мне же придётся написать синопсис на английском. Ты поможешь мне?
Поднимаю на него глаза и смотрю. Наверное, взгляд кота из Шрека – это интернациональный приём, потому что Провальский улыбается:
– Конечно, помогу, я же твой отец.
– Спасибо, – чувствую, как к глазам подступают слёзы, и часто-часто моргаю. Не хватало ещё разреветься как маленькой девчонке. – Огромное тебе спасибо!
– Поехали домой, у тебя ещё много работы, – он расплачивается по чеку, и мы выходим из кафе.
Мне кажется, что Валентин ждал чего-то от меня. Потому что после того как я его поблагодарила, он словно сник. Что он хотел от меня услышать?
Но я
