Тяжело дыша, с оттяжкой впечатываю Астахову затылком в пол. Вскрикнув от боли, Ира сжимает моё предплечье в попытке вырваться, но я лишь сильнее путаюсь пальцами во всклокоченных локонах. Сопротивление бесполезно, даже при желании, мне едва ли удастся себя остановить.
– Беда на тебе неплохо попрактиковался, – желчно сипит моя жертва, слепо царапая мне руки в попытке добраться до шеи. – Хорош, подлец, скажи?
– Мне не с кем сравнивать, тварь, – размахнувшись, бью её кулаком в лицо, в кровь разбивая смеющиеся губы. – И будь оно иначе, не стала бы. Тем более за деньги.
Ещё удар. Кисть разрывает от резкой боли. Надеюсь ей не лучше.
– Отпусти меня, сумасшедшая, – теперь Ира не выглядит такой довольной, скорее напуганной и беззащитной. Прекрасное зрелище.
Где-то за спиной глухо стонет Тимур, накручивая мою ярость до пугающих масштабов.
– Так он с перепоя, – шиплю, задыхаясь от рвущейся пламенем наружу обиды. Брезгливо отняв руку от её волос, перекрываю ладонями нос и залитые кровью губы. Ира мотает головой, извивается, скользя пятками по полу в попытке меня сбросить, но я крепко сжимаю коленями острые бока. Ненависть убийственный допинг. – На трезвую голову слабо на себя кого-то вытащить, да?
Ответом звучит невнятное мычание – мои ладони по-прежнему не дают ей возможности полноценно вдохнуть. Удушение Астаховой не грозит, поэтому я беззастенчиво наслаждаюсь расправой. Впрочем, легче от того не становится. Это всё равно что лечить мозоль, отрубив себе палец. Вроде как источник боли устранён, а на деле становится только хуже.
– Лера. Лера, прекрати! – трещит помехами где-то за гранью накрывшего меня помешательства. Я мало что соображаю, завороженная переливами бурого на кипенной коже.
Наваждение проходит внезапно, когда сильные руки кольцом обвивают меня под грудью и рывком отрывают от скулящей жертвы. Реальность обрушивается мне на голову волной неудовлетворённости.
– Я прикончу тебя, – вьюсь змеёй, пытаясь вырваться из чужой хватки. – Раздавлю как мерзкую мокрицу!
– Остынь, говорю! – требовательный рык Тимура вынуждает меня замереть, а затем резко развернуться, чтобы с силой оттолкнуть от себя помеху. Не получается, он слишком силён, а я выдохлась как тот вспоротый мяч. Сил больше нет ни на что, я просто обмякаю, сглатывая назревающие в груди рыдания. – Зачем ты поднялась?
Неверными пальцами он убирает прядь волос с моей щеки, и от абсурдной нежности этого прикосновения хочется выть.
– Ты… – толкаю его в грудь, оставляя кровавые мазки на коже. – Не смей даже заговаривать со мной, иначе я не знаю, что с тобой сделаю.
– Уже сделала, – пауза, взятая на то, чтобы метнуть короткий взгляд мне за спину, превращается в потерянный стон. – Лера всё не так…
– Заткнись! – выкрикиваю, совершенно не заботясь о вероятности быть услышанной. – Ира была права, ты – калека. Моральный урод. Грёбанный социопат. С тобой одни проблемы. Ненавижу.
– Всё сказала? – он отстраняется, бросая на меня какой-то злой обвиняющий взгляд, будто осуждая за миг проявленной им слабости, и просунув руку в карман джинсов, достаёт мятую пачку сигарет. – Раскладушка твоего дружка на кухне.
Нервно чиркнув зажигалкой, Тимур переступает через притихшую Иру и становится лицом к окну, а я, шагнув назад, ударяюсь спиной об входящую Анжелу.
– Матерь божья, – совсем не по-женски присвистывает она, окидывая беглым взглядом комнату. – Тимур, какого хрена эта шалашовка опять делает в нашем доме?
– У нас любовь, – вызывающе доносится откуда-то с полу.
В одно мгновение сорвавшись с места, Тимур впечатывает кулак в дымящийся коврик у головы Астаховой.
– Да пошла ты в зад со своей любовью. Ещё одно слово и…
Конец этой яростной тирады я уже не слышу. Сбегаю вниз, как от пожара, не различая ступенек за пеленой слёз. Игнорирую недоумённый взгляд отца, закрываю дверь своей комнаты перед носом ошарашенного Виктора, набрасываю поверх водолазки свитер и куртку. В прихожей наспех обуваю ботинки. Крики сверху, прибавив пару децибел громкости, перемежаются с грохотом падающей мебели. Кажется, о тумбочку разбивается стул. Ударяется о стену выбитая с ноги дверь.
– Чёрта с два ты меня удёржишь! – срывается на крик низкий голос Тимура. – В гробу я видал твой универ!
– Стой паразит, я кому говорю? – сбегает по лестницы вслед за сыном Анжела. – Ты можешь меня выслушать или нет?!
– Нет, мама, не могу! Хватит заговаривать мне зубы. Достало.
Спешу выскочить из дома, пока не пришлось с ним тесниться в узкой прихожей, но всё равно какое-то время чувствую спиной молнию его разъяренного взгляда. Просто класс! Я ещё и крайняя.
Вчерашний снег, превратившись в унылые лужи, оседает грязными кляксами на штанинах. Чудно. Самое то, чтобы заявиться на университетскую субботу и получить пинка от возмущённой моим безумным видом Лукреции, но так получилось, что идти мне больше некуда.
За те двадцать минут, что занимает дорога до универа, я успеваю испытать полный спектр негативных эмоций, о большинстве из которых как оказалось, до сегодняшнего дня не имела понятия. Быстрая ходьба помогает совладать с истерикой, но что со мной будет в давящих стенах аудитории страшно представить.
– Признавайся, Уварова, мясником шабашишь? Или нет, молчи. Дай помечтать, что ты всё-таки кокнула своего психованного братца, и я, наконец, могу смело подкатить к тебе свои Фаберже.
Голос Лиховского вихрем врывается в мои мысли, мгновенно прорисовывая план дальнейших действий. Я с ума сойду в одиночестве, но для чего ещё нужны друзья?
– Матвей, – поворачиваю голову к построившемуся под мой шаг брюнету. – Прогуляешь со мной сегодняшний мастер-класс?
– Внезапно, – остановившись, он окидывает цепким взглядом разводы запёкшейся крови на моих руках. – Походу всё реально гнило в Датском королевстве... Подушку не поделили?
– Планету.
– Чёрт с тобой, бешенная, – невесело усмехнувшись, Лихо давит окурок о резной завиток университетских ворот, и какое-то время пронзительно смотрит мне в глаза. Затем дотрагивается большим пальцем до моей щеки, так невесомо, что сразу не понять: то ли он что-то смахивает, то ли поглаживает. Поджимаю губы, теряясь под жгучим прицелом карих глаз, но стоит отступить на шаг, как на сосредоточенном лице появляется обычная легкомысленная улыбка, я даже начинаю сомневаться в том, не почудилась ли мне эта внезапная ласка. – Надеюсь, не покусаешь. С детства уколов боюсь. Хотя, в хорошенькой медсестричке томно трогающей литые кубики моего пресса, определённо что-то есть…
– Разве что ты их себе заранее пририсуешь, – слабо улыбаюсь, пряча руки в карманы куртки. Его непосредственность перестала меня коробить, стоило убедиться, что под ней скрываются довольно жёсткие принципы. Я для Матвея девушка друга, точка. Дальше сальных шуток Лихо не пойдёт, даже если мне взбредёт в голову умолять его стоя на коленях.
– Смотри, не надумай себе чего, – самодовольно играет он бровями, медленно вышагивая рядом со мной в направлении центрального парка. – Я согласился, только бы ты не выкинула чего-нибудь в духе Анны Карениной. Не хочу, чтобы мой чиканутый друг спалил на нервах наше славное болото.
– Поверь, ему до меня нет дела.
– Ну понеслась, – стонет Матвей с такой миной, словно ему прищемили причиндалы. – Даже не думай рыдать, Уварова. Я ещё после вчерашних излияний Беды жилетку не высушил. Капец вы два идиота. Что этот вчера кидался на пацанов как бык на красную тряпку, что ты на выгул тараканов вывела. Неужели у вас нет занятий поинтереснее, чем выносить друг другу мозг?
– Почему нет? Можно ещё притащить в дом бывшую. Где он вообще её подцепил? – вопреки решению вычеркнуть Беду из своих мыслей, я нервно закусываю губу, не сводя с Матвея выжидательного взгляда. Управлять эмоциями только в теории просто, на деле именно они управляют мной. – Так где? – настойчиво повторяю, посчитав, что молчание затягивается.
– Хочешь совет?
Вот что он за человек?
