скорее, интимный.
– Да, вечером еще, – отзываюсь, завороженно глядя в его строгое и такое красивое лицо.
Боже, как же я его люблю! И как же мне больно от того, что он, вероятно, совсем не любит меня. Все-таки это ужасное ощущение – сгорать от чувств к человеку и не знать, что твориться у него в голове. Мы с Пепловым столько раз занимались сексом, столько раз засыпали в одной постели, но он так и остался для меня закрытой книгой. Недоступной и непрочитанной.
За прошедший год Антон врос в меня настолько глубоко и прочно, что я вообще не уверена, что теперь смогу без него жить. Возможно, такое заявление отдает бравадой, но я правда влюблена. Намертво, бесповоротно, безнадежно. Так что теперь мою любовь можно отодрать от сердца только с кровью и мясом. По-другому не получится.
Бросив короткий взгляд на дверь, Пеплов притягивает меня к себе и нежно обхватывает мои губы своими. Его колючая щетина скользит по подбородку, отставляя на нем микроскопические царапины, а его горячее дыхание забирается мне в рот, вынуждая внутренности плавиться от нахлынувших эмоций.
Опускаю веки, стараясь абстрагироваться от недавних переживаний, но фотографии с Инстаграма Астаховой все равно стоят перед глазами. Мрачной, застывшей и отравляющей душу картинкой. Интересно, каков запас моего терпения и как долго я еще смогу не задавать болезненных вопросов?
Иногда ответы приходят сами. Ты можешь ни о чем не спрашивать, делать вид, что тебе все равно, но они приходят. С ноги распахивают дверь и врываются в твою жизнь, подобно урагану, сметая все на своем пути.
Мой ответ явился ко мне во вторник. В самый обычный рабочий день, который впоследствии разделил всю мою жизнь на счастливое «до» и безобразное «после».
– Добрый день! – в приемную вплывает женская фигура.
Я еще не успеваю вскинуть глаза и как следует рассмотреть посетительницу, но уже чувствую, как на меня движется нечто неотвратимое. Должно быть, во мне говорит интуиция. Иначе объяснить резкий спазм в области солнечного сплетения я просто не могу.
– Здравствуйте! – отзываюсь я и медленно скольжу взглядом снизу вверх.
Изысканные туфли от Маноло Бланик, острые колени, виднеющиеся из-под атласной юбки-плиссе, легкая шифоновая блузка, облегающая не слишком большую грудь, – у девушки полный порядок и со вкусом, и с фигурой.
Когда мой дрожащий взор доползает до идеально накрашенного лица, я невольно сглатываю, потому что видеть вживую человека, который столько дней занимал твои мысли, довольно странно и волнительно.
Астахова недурна собой. Я бы даже сказала, очень недурна. Но, в отличие от моей, ее красоту вряд ли можно назвать природной. Пожалуй, такому типу девушек лучше подходит слово «ухоженная». Короткая стильная стрижка, тщательно прокрашенные корни волос, в меру наполненные гиалуронкой губы – Саша выглядит как человек, которой тратит много времени и денег на косметологов, парикмахеров и прочих бьюти-специалистов. Что совершенно неудивительно, учитывая уровень ее достатка и склонность к публичности.
– Антон у себя? – беззаботно интересуется она, пересекая приемную.
– Да. Сейчас я уточню, свободен ли он, – хрипло отвечаю я, намереваясь нажать кнопку селектора и проинформировать Пеплова о новом посетителе.
– Не надо, – Астахова даже не сбрасывает темп. – Для меня он всегда свободен.
С этими словами она коротко и явно формально стучит в дверь его кабинета, а затем, не дождавшись ответа, заходит внутрь. Уверенно и легко, будто делала это уже сотню раз.
Пространство приемной перед моими глазами вдруг резко начинает расплываться, словно в него в него брызнули водой – картинка рябит и дергается, теряя контуры и четкость. Наверное, если бы я сейчас не сидела, то уже давно валялась бы на полу. Раздавленная, униженная и совершенно потерянная.
Все мои опасения, страхи, переживания смешиваются воедино и обрушиваются на меня, подобно девятому валу. Утаскивают глубоко, под толщу булькающей жижи, которая заливается мне в легкие, мешая жить и дышать.
Как мне спокойно сидеть на месте, зная, что мой любимый мужчина находится в закрытом пространстве с той, которая, возможно, когда-нибудь его у меня отнимет? Воспаленный мозг одну за другой генерирует сценки, в которых Астахова сидит у Пеплова на коленях или, того хуже, целует его.
До боли в пальцах стискиваю лежащий передо мной дырокол и, окинув взглядом собственные руки, замечаю, как сильно они дрожат. В данную секунду я ощущаю себя на грани сердечного приступа: грудь теснит от нехватки воздуха, холодный пот прошибает тело, голова кружится.
Нет, если я и дальше буду бездействовать, меня и впрямь хватит удар! Я так много времени пребывала в неведении, и вот сегодня моему хладнокровию пришел конец. Оно взорвалось, исчезло, осыпалось прахом, и теперь я готова заглянуть в лицо жестокой правде. Пускай набрасывается на меня. Пускай вонзается острыми когтями мне в кожу.
Фас.
Плохо отдавая себе отчет в происходящем, подношу к уху внутренний телефон и набираю бухгалтерию, не забыв ввести добавочный номер Айгуль. Когда в трубке раздается ее непринужденное «алло», я делаю глубокий вдох и, призывая на помощь остатки своего спокойствия, говорю:
– Слушай, а тебе подпись Пеплова на договоре с «Интегро» как скоро нужна?
– Ну, до послезавтра терпит, а что? – отвечает приятельница и тут же настороженно добавляет. – Только не говори, что наш принц умотал в командировку и мы опять остались с носом?
– Нет-нет, я сегодня же попрошу его подписать, – отзываюсь я, по-прежнему терзая ни в чем не повинный дырокол. – Чтоб как в прошлый раз не получилось.
– А, а ну давай, я только за, – облегченно выдыхает Айгуль. – А то я уж напряглась раньше времени.
Повесив трубку, извлекаю из кипы бумаг необходимые мне документы и решительно выхожу из-за стола. Ощущения странные и противоречивые, но отступать я не собираюсь. Пора сорвать пластырь, и плевать, что это может доставить мне адскую боль.
Останавливаюсь у двери, ведущей в кабинет Пеплова, и тихо барабаню костяшками об темное дерево. Если он там целуется с этой Сашей, то пусть у них будет время оторваться друг от друга. Я хоть и жажду правды, но тыкаться носом в ее отвратительное нутро совсем не хочется.
Еще одна томительная секунда – и я захожу в кабинет. Пеплов сидит в своем просторном кожаном кресле, а Астахова, оперевшись бедром на край его стола, пристроилась рядом. Судя по их расслабленному виду, перед моим приходом они вовсе не целовались и даже
