– А ты и не должна пить дешевое. – Борис налил шампанского себе в сложенную лодочкой ладонь и поднес к Вериным губам. – Сейчас в ванную пойдем.
Вера пила шампанское из его ладони, он пил прямо из горлышка, они целовались, пузырьки лопались у них на губах от поцелуев, потом Борис подхватил ее на руки – как взбугрились при этом мышцы у него на груди! – понес в ванную, включил душ, встал рядом с Верой под жгучие струи… С ума можно было сойти от того, как он прижимался к ее животу своим плоским, заросшим черными курчавыми волосами животом, как собирал блестящие капли с ее плеч, когда уже выключил душ, как снова поил ее шампанским, теперь уже из обеих, прижатых друг к другу ладоней!..
– А теперь спать, – сказал наконец Борис.
Он набросил на Веру большое белое полотенце и снова поднял ее на руки.
– Сразу спать? – разочарованно протянула Вера.
– Не сразу. – В его голосе снова прорезалась та самая хрипотца, которая всю ночь сводила ее с ума. – Сначала – все, что ты захочешь.
– Что я захочу? А ты?
– И я. Конечно, и я тоже.
Бегемоты мчались по широкому проходу между домами, налетали друг на друга, издавая какие-то утробные звуки. Они были не серые, а черные и такие тяжелые, что земля мощно гудела и дрожала от их немыслимого бега. Они влетели в галерею, промчались под аркадами и попали в просторный зал с высокими потолками. По всему периметру зала стояли огромные полуголые негры с брандспойтами. Как только все бегемоты оказались в зале, из брандспойтов разом ударили сильные струи холодной воды.
– Купание! – воскликнул кто-то. – Ежегодное купание бегемотов!
Негры громко хохотали, бегемоты бешено ревели, скользили по мокрому мраморному полу, они и сами сделались мокрыми и блестящими и сразу стали походить на рояли, только зачем же обливать рояли водой, ведь они от этого испортятся…
Как только бегемоты превратились в рояли, Вера проснулась.
Она не могла понять, где находится. Взглянув вверх, она ожидала увидеть аркады и мраморный зал. Ей даже страшно стало: ведь, наверное, и черные блестящие бегемоты где-то здесь, рядом?
Сознание возвращалось к ней медленно, и еще медленнее исчезали в ночной тьме фантомы ее странного сна.
И тут Вера наконец вспомнила, где она. В комнате у Бориса, в его кровати, вот где! Она быстро повернула голову, провела рукой по подушке рядом с собою. Никого не было рядом – она была в постели одна.
«Где же он?» – подумала Вера, садясь на кровати.
И тут же поняла, где: тонкая полоска света пробивалась из-под шторы, которой был задернут проем между комнатой и ванной.
Она снова легла, повыше взбив подушку. Сейчас он вернется, и… И, наверное, все повторится еще раз, как повторялось между ними столько раз подряд. Все мышцы у нее болели от усилия, хоть и приятного, но непривычно долгого, которым сопровождалась вся эта бесконечная ночь.
Она чуть не засмеялась от предвкушения того, что будет, когда Борис снова окажется рядом с нею. Но сдержала смех…
Потому что поняла, что из-за шторы пробивается не только свет, но и голос.
Это был голос Бориса.
– Дура! – злым шепотом произнес он. – Тебе что было сказано? Поднос поставить и уйти!
– А я что сделала, Вить? – раздался еще один, женский шепот. – Поставила и ушла.
– Ушла! Сначала глазами так позыркала, что дурак бы догадался. Тут приличный отель, а не бордель придорожный. Обслуга вышколенная. Официантки на постояльцев не пялятся.
– Да ладно тебе, Вить. Она и не поняла ничего. Она ж только с члена слезла, совсем дурная была, – хихикнула женщина.
– Тише ты! Проснется…
– Счас! Ты ее по полной программе уделал. И почему я это терплю? – всхлипнула она. – Я ж тебя люблю, Вить…
– Еврики еще больше любишь. Потому и терпишь. Ну все, все, не хнычь. Колье увидишь, сразу повеселеешь.
– Красивое? – оживилась женщина.
– Бриллиантовое.
– А вдруг она сразу хватится?
– Вряд ли сразу. Ну, или подумает, на площади обронила. Зря я, что ли, на Патуме их пасу? Тут, как гульба начинается, все с себя можно потерять и не заметить.
– Вить, давай прямо сейчас свалим. – В женском шепоте явственно проступили испуг и восхищение. – Раз колье уже взял.
– Нет. На пару часов еще останусь. Порадую дамочку качественным сексом, в номер к ней напрошусь. Я у нее еще кольцо видел. Тоже с бриллиантом.
– Ой, Витька, рискуешь! – почти в голос воскликнула женщина.
– А кто не рискует, тот сама знаешь чего не пьет. Ничего тот не пьет! Ладно, иди. Колье хорошо спрятала?
– Ага. В лифчик.
– В двенадцать буду на станции.
– А успеешь? Ну, в номере у нее пошарить?
– Так-то ты за меня волнуешься! Про колечко услыхала, сразу глазки загорелись. На станции по-любому буду, даже если в номер к ней не успею. Рисковать тоже надо с умом.
Вера не верила своим ушам. Да что ушам – она не могла поверить, что все это вообще происходит с нею! Колье, кольцо… Она судорожно провела рукой по шее. Колье действительно не было. Но ведь она в самом деле могла потерять его на патумской площади, там ведь бог знает что творилось! Не может быть, чтобы все было именно так, как с холодной усмешкой сообщил голос Бориса… То есть, получается, не Бориса, а Виктора?..
Этого не могло быть, но это было именно так. Вера слышала то, что слышала, и тешить себя иллюзиями не привыкла.
Надо было что-то делать, невозможно было лежать вот так и ждать, когда рядом с нею уляжется вор! И еще в лучшем случае вор – может, вообще бандит или даже убийца…
При этой последней мысли Вера похолодела. А что ей, собственно, делать? Вскочить с кровати, закричать, позвать на помощь? А если он за это стукнет ее по голове бутылкой из-под шампанского или пырнет ножом, которым очищал кожуру с апельсинов?
Входная дверь приоткрылась и тут же тихо закрылась – Борисова сообщница выскользнула из номера. Вера быстро легла, раскинувшись на постели в самой непринужденной позе, и закрыла глаза. Спит она! Спит. В этом у Бориса не должно возникнуть ни малейшего сомнения.
От близости опасности все Верины ощущения обострились так, словно с нее содрали кожу. Веки были сомкнуты плотно, но, несмотря на это, она видела все, что происходит в комнате, так ясно, будто глаза ее были широко открыты.
Борис вышел из-за шторы, бесшумно прошел через всю комнату, остановился у кровати, всмотрелся в Верино лицо… Все у нее внутри похолодело, но лицо при этом, она была уверена, осталось совершенно безмятежным.
Борис взял со столика бутылку; забулькал в стакане коньяк.
«Если я проснусь, скажет, что ему просто выпить захотелось, – подумала Вера. – От избытка чувств!»
Ей противно было сознавать, что всего несколько часов назад ее восхитила бы подобная фраза в устах Бориса и ничуть не покоробила бы эта оперная красивость.
