– Я считаю, сейчас не время и не место, – изрекла она неизвестной несчастной душе, державшей видеокамеру.
– Простите, Миранда, – отозвался бесплотный голос, и экран стал черным.
Секундой позже снова появилось изображение – Миранда в шерстяном костюме, скорее всего – от «Шанель», и в ботильонах. Настроение у нее было ничуть не лучше, чем в предыдущей сцене.
– Алия, вы меня слышите?
Камера повернулась к высокой и не в меру тощей девице не старше двадцати одного года, в блестящих белых леггинсах, ботильонах, до странного похожих на Мирандины, и в дорогом кашемировом жилете поверх шелковой блузки-рубашки. Вьющиеся волосы в умелом беспорядке – очень привлекательно, в стиле Жизель Бундхен, у Энди так никогда не получалось, – черные тени на веках словно смазаны. Казалось, Миранда оторвала ее от секса прямо на секретарском столе – девушка выглядела соблазнительной, страстной, капризной и трепещущей от страха.
– Сообщите всем, что я готова к генеральному прогону. Прогон был запланирован на вторую половину дня, но через двадцать минут я уезжаю из офиса. Проследите, чтобы меня ждала машина. Позвоните Каролине на сотовый и напомните ей о сегодняшней встрече. Что там с сумкой, которую вы отдали в ремонт? Она нужна мне к трем часам, как и платье, которое я надевала в прошлом или позапрошлом году на юбилей Нью-Йоркской публичной библиотеки. Или это был ужин в поддержку детей, больных СПИДом? Нет, кажется, вечер в том ужасном лофте на Вэрик-стрит в честь окончания осенней Недели моды в прошлом году – точно не помню, но вы поняли, о чем речь. Подвезите платье мне на квартиру к пяти, с подходящими босоножками. И несколько пар серег на выбор. Закажите столик в «Нобу» для раннего ужина и во «Временах года» для завтрака. Проверьте, чтобы на этот раз у них был в наличии розовый грейпфрутовый сок, а не только белый – тот на вкус отвратителен! Скажите Найджелу встретиться со мной в студии Джеймса Холта в два, отмените мое время у парикмахера, но подтвердите запись на маникюр и педикюр. – Миранда на мгновение остановилась перевести дух. – Книга нужна мне вечером, после одиннадцати, но до полуночи, и не приносите ее в квартиру, если меня там нет. У нас сегодня остаются ночевать… гости. Книге с ними будет небезопасно. Это все.
Девушка часто кивала, но доверия ее кивки не вызывали. Энди сразу увидела, что это новенькая и от увольнения ее отделяют часы, если не минуты. У Алии не было ни ручки с блокнотом, ни способности запомнить все указания или из-под земли добыть ответы. Мозг Энди автоматически начал выдавать вопросы: кто эти «все», которым надо сообщить о прогоне? Где сейчас водитель, и успеет ли он вовремя подъехать к «Элиас-Кларк»? Куда Миранда уедет после обеда? Какая встреча у Каролины сегодня, и знает ли сама девчонка об этом? О какой сумке идет речь? Будет ли она готова к трем, и если да, кто привезет ее в офис? Будет ли Миранда в три еще на работе или уже дома? Платье – какое именно? Совершенно точно, что на каждом из упомянутых мероприятий Миранда появлялась в разных платьях, что же, на картах гадать, какое она хочет? Называла ли Миранда цвет/покрой/дизайнера, чтобы сузить поиски? Какие босоножки? На месте ли сейчас редактор по аксессуарам, и сможет ли она достать сережки к назначенному времени? И какие лучше подойдут к таинственному платью? На какое конкретно время заказывать столик в «Нобу»? И в каком «Нобу» – в Трайбеке или на Пятьдесят седьмой? Завтрак во «Временах года» – на семь, восемь или десять часов? Не забыть послать генеральному менеджеру подарок в благодарность за наличие сока нужного цвета. Найти Найджела, с облегчением передать информацию и позвонить парикмахеру и маникюрше. Заранее забронировать люкс в «Пенинсуле», потому что Миранда непременно позвонит посреди ночи, жалуясь на припозднившихся «гостей» (наверняка приятели мужа), и потребует срочной эвакуации. Предупредить водителя о возможной ночной поездке от дома Миранды до гостиницы. Принести в люкс ящик «Пеллегрино», Книгу и подходящий ансамбль, в котором завтра Миранда явится на работу, включая аксессуары, туфли и туалетные принадлежности. Приказать себе не смыкать глаз, раз Миранда переживает сложный период. Повторить.
Камера проследила за Алией до ее стола – того самого, где десять лет назад сидела Энди, и бесстрастно фиксировала, как девушка лихорадочно записывает все, что запомнила, на маленьких стикерах. Камера наехала, изображение увеличилось, и Энди увидела одинокую слезинку, катившуюся по персиковой щеке. У Энди рефлекторно сжалось горло, и она нажала кнопку «пауза». «Возьми себя в руки», – прошипела она себе, впервые обратив внимание, что ногти глубоко впились в ладони, пульт сжат мертвой хваткой, а плечи задраны практически до ушей. Она боялась посмотреть на экран, даже на стоп-кадр; словно показывали тот ужасный фильм, где молодые девушки остаются одни в густой чащобе, не подозревая, что на них из-за дерева вот-вот набросится сумасшедший серийный убийца. Энди даже отказалась смотреть тот фильм, когда он только вышел, хотя все вокруг насмехались и подкалывали. Вот так она чувствовала себя двадцать четыре часа в сутки в течение года. Почему она должна мириться с этим снова?
Стэнли зарычал на свое отражение в оконном стекле. Энди подтянула песика поближе.
– Может, чаю заварим? Какого тебе больше хочется? С мятой?
Стэнли молча смотрел на хозяйку.
Энди встала, потянулась, поплотнее завернулась в халат. Не желая ждать, пока закипит чайник, она покопалась в огромной вазе с порционными кружка́ми фильтровальной бумаги с кофе и чаем. Отыскав травяной чай, Энди сунула его в кофеварку, добавила настоящего сахара (никаких больше искусственных подсластителей!), пока кружок пропитывался водой, налила немного молока и меньше чем через минуту вернулась на диван.
У Эмили в «Подиуме» остались кое-какие старые контакты, поэтому она была в курсе неиссякаемых нелепых требований Миранды, возмутительных увольнений и публичных унижений. Время не смягчило Миранду и не умерило ее пыл. Она по-прежнему расправлялась с помощницами быстрее, чем со стейком за завтраком. Она по-прежнему заканчивала каждый приказ фразой «это все». Она по-прежнему звонила подчиненным днем и ночью, браня их по телефону за то, что они не читают ее мысли и не предугадывают желания, швыряла трубку и звонила опять. Энди не было нужды досматривать фрагмент документалки, чтобы вспомнить «Подиум»: до сих пор, когда в городском автобусе или переполненном баре у кого-нибудь звонила старая «Нокия», у Энди внутри все обрывалось от страха. А телеэкран напомнил обо всем в красочных подробностях.
Понадобился не один месяц после достопамятного дня в Париже, чтобы Энди снова начала нормально спать по ночам: много недель она в ужасе просыпалась, боясь, что не выполнила несуществующее поручение, снова потеряла «Бюллетень» или отправила Миранду на важную встречу не в тот ресторан. Со дня самовольного ухода Энди не прикасалась к номерам «Подиума», хотя журнал навязчиво лез на глаза в магазинах, парикмахерских, поликлиниках и маникюрных салонах. Когда девушка всего на несколько лет старше Энди пригласила ее в «И жили они долго и счастливо», пообещав «море литературной независимости», лишь бы очерки были на утвержденные темы и сдавались вовремя, Энди показалось, что у нее началась новая жизнь. Лили уехала в Боулдер, Алекс ушел, родители объявили о разводе. Впервые за два года двадцатичетырехлетняя Энди осталась в огромном городе совершенно одна. Компанию ей составляли телевизор и старая университетская подруга, если удавалось ей дозвониться. Чуть позже, к счастью, появилась Эмили.
