– Ладно, давай и правда посмотрим на наряды твоего друга, – согласилась я, – вдруг получится хороший материал? Тогда и ему будет бесплатная реклама, и меня не уволят!
Вот так и получилось – на самом первом свидании с миллионером мы посетили не пятизвездный ресторан или какой-нибудь элитный сигарный клуб, а отправились на журналистское задание.
Что ж, наверное, в этом тоже есть какая-то пикантность.
* * *
Знакомый дизайнер Эдуарда выглядел, как актер из рекламного ролика про офисный быт – понимаете, он носил отлично скроенный костюм, но был чересчур красив для того, чтобы и в самом деле оказаться менеджером или клерком. Блондин, а глаза – голубые-голубые.
– Привет! – улыбнулась я, сделав шаг вперед.
– Привет, – он поцеловал мне руку. И этот старомодный жест заставил меня слегка покраснеть.
– Познакомьтесь. Валера, Шура. Валера – гениальный модельер, а по совместительству сердцеед. Шура – талантливый журналист, к тому же занимается тяжелой атлетикой.
– Правда? – Валера внимательно посмотрел на меня. – Ладно, вы проходите в комнату. Чай, кофе?
– Виски, – попросил Эдуард.
– А мне кофе… с виски, – я плюхнулась в глубокое плюшевое кресло.
Валера загремел чашками.
– А ты правда журналистка? – через какое-то время спросил он.
– Я работаю в газете «Новости Москвы»! – гордо распрямив плечи, ответила я. – Обозреватель отдела культуры.
Обозреватель – это звучит гордо. Почему-то моя должность производит на посторонних людей впечатление. Им, наверное, кажется, что я солидный журналист. Ну и пусть – мне же это только на руку. Хорошо, что они у меня на работе не были и не видели мой крошечный кабинет, который я делю с сумасшедшей рассеянной Маргаритой Петровной.
– «Новости Москвы», – нахмурился Валера. – Что-то знакомое…
Я еще больше приосанилась. Надо же – наша газета пользуется популярностью. Может быть, этому Валере даже приходилось читать мои статьи? Хорошо бы он процитировал что-нибудь при Эдике – и тогда мой миллионер подумал бы, что я знаменитость…
– Вспомнил! – обрадовался тем временем модельер. – У вас там работают невежливые люди.
Я сто раз отправлял вам факс с приглашением на показ и ни разу не получил ответ. Хотя бы отрицательный.
А еще однажды я решился позвонить, и трубку взяла какая-то противная девица…
Я почувствовала, как к щекам приливает помидорный румянец – надеюсь, метаморфоза в цвете моего лица не была заметна со стороны.
Я наперед знала, что сейчас скажет Валера. Он начнет возмущаться, что только он, мол, заговорил о показе мод, как «противная девица» бросила трубку… Я всегда так поступаю, если незнакомый голос в телефонной трубке начинает что-то мямлить о показе. Но меня тоже можно понять – если бы я вежливо разговаривала с каждым, кто собирается куда-то пригласить нашу газету, то вряд ли у меня вообще осталось бы время на написание статей. И все-таки… Степашкин не раз говорил мне, что надо быть вежливее по телефону. Ифаксы – могу ручаться, что это именно я выбрасывала Валерины факсы. Я всегда так поступаю с ненужными бумагами (или с теми бумагами, которые кажутся мне ненужными).
– И эта особа просто повесила трубку! – закончил Валера.
– Какой кошмар, – покачал головой Эдуард.
– Какой кошмар, – присоединилась к его немногословному осуждению я. Надеюсь, получилось у меня довольно искренне, – но я непременно с этим разберусь. Обещаю.
– Ты и правда хочешь написать обо мне? – уточнил Валера.
– Давай сначала посмотрим твои работы.
С замиранием сердца я перебирала вешалки. Вот оно! Есть!! Как знакомо мне это чувство – когда я прикасаюсь к красивой одежде, у меня даже кончики пальцев горят!
Творения Валеры и впрямь выглядели интересно. Если бы я заранее не знала, что платья выполнены из бумаги и фольги, ни за что не догадалась бы. Потому что они смотрелись, как вещи от кутюр. Волшебные свадебные наряды. К горлу подступил комок. По-моему, я уже упоминала, что у меня чутье на талант. И на талантливо скроенную одежду я не могу смотреть спокойно – я чувствую умиротворение и волнение одновременно, как искусствовед, впервые увидевший оригинал «Джоконды».
– Это… это потрясающе, – выдохнула я, – у меня слов нет…
Валера сиял как новенький пятак.
Некоторые платья были надеты почему-то на синие манекены, иные просто висели на кривеньких плечиках. Всего их было около двадцати – настоящая коллекция.
Я сразу же поняла, что не могу не написать об этом.
– Валера, на этой неделе к вам приедет наш фотограф!
– Так, значит, ты будешь писать о нем, Шурка? – обрадовался Эдик.
– Естественно! Только мы, кажется, уже договорились о Шурке.
– Это хорошо, – проигнорировав мое последнее замечание, протянул он. – Валера давно мечтает пробиться в прессу. Но это сложно.
– Они что, все слепые? – поразилась я. – С другой стороны, это хорошо. Наша газета будет первой. Ой, я уже знаю, как преподнести этот материал! Это будет нечто!
– Может, хочешь примерить? – подмигнул Валера. – Только без обид. А то я тут одной девчонке платье померить предложил, а она решила, что это я ее так замуж зову. А когда я начал отказываться, ко мне заявились два ее старших брата и пытались выломать дверь.
– У меня братьев нет, – успокоила я «сердцееда» Валеру.
– А что, Шурка, давай! – радостно воскликнул Эдик. – Ты в этом платье будешь… как… как…
– Как баба на чайник, – с нервным смешком подсказала я, – не думаю, что мне идет свадебное платье.
Признаться честно, я соврала. Такое платье просто не могло мне не подойти. Это же была мечта, а не просто платье.
Я провела пальцем по подолу ближайшего ко мне платья. Естественно, мне хотелось немедленно его надеть. Но где-то я читала, что мерить чужое свадебное платье – плохая примета. С другой стороны – феминистки ведь не должны верить в глупые приметы, правда же?
Эдуард заметил мои колебания.
– Что, Шурик, испугалась? Боишься семь лет замуж не выйти?
– Почему семь лет? По-моему, это когда на углу стола сидишь. И вообще, я в приметы не верю. Просто испачкать боюсь.
– Это правильно, – похвалил Эдик, – Валера так трудится над каждым платьем. Он не переживет, если что-нибудь испортится… Но жаль. Тебе бы пошло… А кто знает, – он нахмурился, – может быть, когда-нибудь мы с тобой…
Я удивленно вскинула на него глаза. Неужели он тоже влюбился в меня с первого взгляда? И собирается на это намекнуть?! О Боже, Боже! Что мне делать? Радостно броситься в омут страсти вниз головою или немного покочевряжиться, цену себе набить?
Между нами висело свадебное платье. Белое, длинное, полупрозрачное. Самое красивое платье на свете.
