— Нет, — отвечал Конхобар, позабыв о племяннике. — Почему ты спрашиваешь?
— У меня в сторожах свирепый пес, — объяснил кузнец. — Если спустить его с цепи, он разорвет любого, кто посмеет приблизиться к моему дому, потому что он послушен только мне, а сил у него как у сотни псов.
— Спускай его с цепи, — разрешил Конхобар. — Пусть он будет нам сторожем.
Кулан так и сделал.
Когда мальчики в Эмайн закончили игры и разошлись по домам, Сетанта побежал по следам повозок и едва оказался у дома кузнеца, как пес зарычал на него, а потом прыгнул, собираясь разорвать на куски. Сетанта же, недолго думая, схватил пса за задние лапы, ударил головой о камень и вышиб из него дух.
—Впервые?
— Можно сказать, что да. Джеффри был старше и тяжелее, к тому же занимался в какой-то спортивной секции. Но неожиданно расклад изменился. Неожиданно для него.
— Ты еще дрался с ним?
— Господи, сколько раз...
— И как?
— С переменным успехом. Иногда ему удавалось меня завалить, иной раз мне его. Но я знал, что теперь у меня есть шанс, и это было приятно.
В доме услышали шум и рычание пса, и Конхобар сразу вспомнил о сыне своей сестры.
— В недобрый час я принял приглашение на этот пир, о Кулан. Верно, сын моей сестры уже погиб от зубов твоего пса.
И все, кто сидел за столом, тотчас кинулись во двор. Первым возле Сетанты оказался Фергус, который подхватил его на руки и усадил себе на плечо, а потом передал Конхобару, живого и невредимого. И все возвеселились и возрадовались, лишь кузнец Кулан, увидев мертвого пса, опечалился сердцем.
И сказал кузнец Сетанте:
— Не рад я тебе.
— Почему ты не рад мальчику?— спросил его Конхобар.
— В недобрый час он пришел. Или в недобрый час я затеял этот пир, мой король, потому что теперь, когда нет со мною моего пса, все мое добро пойдет прахом, и не жить мне отныне в тепле и сытости. Ты, юный воин, — посетовал кузнец, — отнял у меня доброго члена моей семьи, ибо он стерег мой дом, и мои стада, и все, что у меня есть.
— Не сердись, о Кулан, — сказал мальчик. — Я не останусь у тебя в долгу. Дай мне щенка от этого пса, и я воспитаю его, чтобы он стал таким, каким был его отец. А до тех пор дай мне щит и копье, я сам стану стеречь твой дом. И ни одна собака не сделает этого лучше.
— Хорошо сказано! — воскликнул Конхобар.
— Даже я не рассудил бы лучше, — согласился друид Катбад. — Отныне ты будешь зваться Кухулин, Пес Кулана.
— Но мне больше нравится мое прежнее имя — Сетанта, сын Суалтайма, — возразил мальчик.
— Не говори так, — произнес могущественный друид, — потому что настанет день, когда имя Кухулина будет на устах у всех мужей на земле.
Я не открываю глаз, но точно знаю: вот сейчас он повернулся и посмотрел на меня... сейчас привстал... сейчас навис надо мной, опираясь на руки, коленом раздвинул мои ноги, склонился низко-низко, так что его длинные волосы упали мне на лицо. Мой сказочный любовник. Мой ирландский пес.
Его ресницы щекочут мне щеки. Золотой крестик прыгает по груди. Подумать только, ведь я не приехала в Превели в тот день, когда он ждал меня там, я приехала спустя четыре дня. Он мог не дождаться. Мог плюнуть и забыть… Или не мог? Кровавые зарубки у него на руке... А я? Что бы стала делать я? Боже...
Во время прогулки по Рефимно он спросил:
— Ты больше не стесняешься появляться со мной на людях?
Я стесняюсь, что могла стесняться этого раньше.
Стук входной двери возвещает о приходе Урании. К этому времени я уже тщательно одета и причесана, осталось только покидать в сумку кое-какие вещички, потому что ночевать я собираюсь в Хора-Сфакион.
Нейл сидит на кухне в джинсах и рубахе нараспашку, курит сигарету и слушает радио. Он выглядит так, как и должен выглядеть человек, несколько минут назад покинувший любовное ложе, и Урания цепенеет в дверях, не умея скрыть смущения. Чисто внешне парень вроде бы в порядке, спокойный и трезвый, но воздух вокруг него дрожит, насыщенный животным электричеством. Сексуальные испарения, поднимающиеся с поверхности его кожи, одурманивают, как пары эфира.
— Йя су, ти канис?[50] — слышу я его низкий голос.
И робкое бормотание Урании:
— Кала, эфхаристо[51].
Солнечный, ослепительный день. Знакомым маршрутом мы едем по Новой национальной дороге строго на юг. Жара уже нешуточная, в машине работает кондиционер.
Конец июня. Народу на пляжах прибавилось, по вечерам на набережной не протолкнуться. С ужасом думаю о том, что будет, когда приедет Ритка. Сколько нам осталось: неделя? две недели? Об этом мы не говорим.
Нейл курит за рулем и рассказывает о любви Кухулина к Фанд, покинутой жене Мананнана Мак Лира. Я бы с большим удовольствием послушала о его любви к девочке Этайн, но у меня нет выбора.
— ...но Мананнан, сын Моря, узнал об их ссоре и о том, что Кухулин не может выбрать из двух прекрасных жен одну, явился с восточного края земли и, невидимый, встал между ними. Одна только Фанд могла видеть его. «Скажи мне, жена моя, — ласково заговорил Мананнан, — из-за обиды на Кухулина ты покидаешь это место или хочешь пойти со мной?» — «Вот мое слово, — ответила Фанд, — ни один из вас не лучше другого, но я пойду с тобой, Мананнан, потому что у тебя нет подруги, достойной тебя, у Кухулина же есть Эмер». Так она ушла, а Кухулин, не видевший бога, спросил у Лаэга, что все это значит. «Это значит, — ответил возница, — что Фанд уходит с сыном Моря, потому что ты не смог сделать выбор между нею и Эмер». Ярость охватила Кухулина, и он умчался в одиночестве в Луахайр. Долго скитался он по горам без еды и питья, пока друиды не поднесли ему напиток забвения и он позабыл и о прекрасной дочери Аэда Абрата, и о своих приключениях в Маг Мелл[52]. Сказано, что Мананнан еще на всякий случай потряс своим плащом между Кухулином и Фанд, чтобы им больше не встретиться во веки веков...
Хитрец, он рассказывает мне эту историю чуть ли не с середины, вероятно, с целью проверить, знаю ли я, с чего она началась.
— А почему ты не говоришь о том, как Кухулин заснул на берегу озера накануне Самайна под пение двух прекрасных птиц и как в его сне вместо этих птиц внезапно появились две прекрасные сиды с гибкими прутьями в руках...
