– Мне поехать с вами? – шепнула девчонка.
Он посмотрел на нее как на душевнобольную.
– Куда?
– Ну... – Она смутилась. – Вы уверены, что сможете обойтись без посторонней помощи?
Взгляд его прошелся по тонкой фигурке, по лицу, занавешенному до переносицы светлыми волосами. Короткая белая курточка, джинсы в обтяжку, кроссовки. Не проститутка, обыкновенная студентка. Мимолетная мысль: «Неужели я так хреново выгляжу, что становлюсь причиной синдрома Флоренс Найтингейл?»
– А вы уверены, что сможете пожертвовать своим свободным временем, чтобы проводить до дома незнакомого человека? Я могу быть кем угодно: маньяком, наркоманом...
– Нет-нет. – Она уселась рядом на заднее сиденье и захлопнула дверцу. – Вы не то и не другое. Говорите адрес.
Всю дорогу они молчали, глядя в разные стороны. Возле самого дома Грэм расплатился с таксистом и повернулся к блондинке:
– Могу я пригласить вас на чашечку кофе?
– Э-э... – Она нервно заправила за ухо длинную прядь волос. – Не думаю, что это хорошая мысль.
– Это хорошая мысль. Поверьте. И кстати, как вас зовут?
Стрельнула глазами из-под челки.
– Настя. Анастасия.
Он улыбнулся, глядя на нее в упор, уже не пытаясь представить, как выглядит.
– Григорий.
Зачем, зачем он привел ее в опустевший дом? Рассеять черную ауру смерти? Но ведь Герман скончался не здесь... Боль, вызванная этой мыслью, была так сильна, что он сложился пополам прямо в прихожей. Рыдания рвали ему сердце.
– Господи!.. – Настя подхватила его под мышки, но не удержала (еще бы!) и рухнула на колени вместе с ним. – Что с вами? Что?..
– Мой отец, – прошептал Грэм. – Он умер. В больнице. Только что.
Он сидел в плаще и грязных ботинках, неуклюже привалившись спиной к стене. Слезы стекали по его щекам и смешивались со слезами девчонки, подобравшей его на улице.
– Я знала, – всхлипывала она, дрожа всем телом. – Я так и знала. А у меня... парень на днях... в автомобильной катастрофе... мы собирались пожениться...
Он обнял ее, усадил к себе на колени. Уткнулся в худое вздрагивающее плечо, вцепился в него зубами прямо через белую болонью куртки и застонал от боли, которая – он знал – не притупится уже никогда.
* * *
Однажды у него вышел спор с приятелем. Тот с пеной у рта доказывал, что человек сам хозяин своей судьбы. Тогда он толком не придумал, что возразить. В то время в его жизни еще не было Колина, не было Элизабет. Ему пришлось потерять их, чтобы начать кое-что понимать в этой жизни. И не только их... И вот когда такое происходит – не с кем-то по соседству, а с тобой, – взламывается лед сердца твоего, открываются глаза твои, ты становишься зрячим и уже не задаешь себе этого глупого вопроса: хозяин ты своей судьбы или не хозяин?.. Хозяин, конечно. До тех пор, пока тебе позволяют хозяйничать. Пока от тебя этого ждут. А потом приходит Господь Бог и говорит: «Кхе». И тебе остается только ответить: «Вот я, Господи».
Царство Диониса, транс в бессознательное, наступает тогда, когда факел сознания потушен – и оно, быть может, ценнее, прекраснее дневного сознания с его заботами и мучениями совести. Быть может, здесь настоящая реальность, а «дневные тени» – только тени и призраки?[27]
Грэм протягивает руку, касается в темноте худого плеча.
– Кристиан.
– Да? – сонно спрашивает тот.
– Ты когда-нибудь думал о смерти?
– Да. Часто.
– И что же ты думал?
– Ну... – Тот медленно поворачивается на бок. Смотрит выжидающе, не зная, какой ответ нужен любящему тирану. – Что хорошо бы это случилось неожиданно.
Грэм качает головой: ответ неправильный.
– Осознание приближающейся смерти – это важно.
От его шепота у мальчишки дрожь по спине.
– Не знаю. Я не хотел бы застрять на длительный срок внутри больного, старого тела, ненавидимый родственниками, покинутый друзьями.
– Ты хочешь быть вечно молодым, юный вампир.
Кристиан молчит. Когда старший друг в таком настроении, следует соблюдать осторожность. Ему потребовалось время, чтобы этому научиться. Но именно его благоразумие бесит сейчас Грэма, это чертово благоразумие... уж лучше бы дерзил!
– Ты стонал во сне, – сообщает Кристиан, не подумав. – Что тебе снилось?
И тут же сам вскрикивает почти без голоса, потому что пальцы Грэма впиваются в его горло.
– Какого черта?!
Внезапно успокоившись, Грэм отпускает его и откидывается на подушку. Воспоминания душат его, как сам он только что душил Кристиана. Глупости... кому нужен этот блудливый щенок? И опять неправда. Он не блудлив и не назойлив. Избавиться от него можно в любой момент. Но зачем?
Жадно целуя запрокинутое лицо едва знакомой девочки в белой болоньевой куртке и дешевых джинсах, Грэм боялся только одного – что она не выдержит и обратится в бегство. Нет, такого у нее даже в мыслях не было. Горе сделало ее настолько одинокой и уязвимой в толпе благополучных, вечно озабоченных сограждан, что объятия случайного мужчины стали той гаванью, куда она устремилась против ветра собственных предрассудков и чужого осуждения. Хотя кто мог ее осудить? Они были одни, он и она, в плотном коконе стен и занавешенных оконных проемов.
Не вставая с постели, изредка меняя позы, не думая и не разговаривая, только двигаясь в такт своему дыханию, они превратили эту ночь в нескончаемый половой акт. Грэм не видел себя, но искаженное сладкой мукой личико Насти, ее закушенные губы, дрожащие колени и набухшие соски свидетельствовали о том, что и она поглощена процессом полностью, без остатка. Наскоро переводя дух, а затем снова погружаясь в нее до отказа, он отдавал и получал, отдавал и получал – и этот мощный энергообмен возвращал к жизни обоих.
Потом они заснули, обнявшись, под тонкой шелковой простыней и проспали чуть ли не сутки. Утром (или это был вечер?) Грэм добрел до ванной, глянул на себя в зеркало, скривился... присмотрелся повнимательнее... слева на шее темнели две подсохшие ранки, словно от укуса вампира.
Вампира?..
Он робко прикоснулся к ним кончиками пальцев. Ни бритва, ни человеческие ногти не могли оставить таких следов.
Мне нужен ты.
Ольга думала, что он уже в Амстердаме. Что ж, он был там к вечеру следующего дня. Марисса даже не поинтересовалась, как дела, и он молча сгреб в охапку ее вещи и выкинул на лестницу.
Телефонный звонок застал его в баре Роял Сен-Жермен, где он потягивал Curacao Triple Sec, мрачно размышляя о том, что заставило героя его новой книги бросить все – жену, работу, дом – и отправиться в Южную Африку. Почувствовав вибрацию во внутреннем кармане пиджака, а затем услышав звонок, Грэм нащупал трубку и, продолжая думать о своем, ответил, даже не взглянув на дисплей.
