Складывая свои находки на комод, Кэндис попутно сортировала рубашки — большей частью хлопчатобумажные и в полоску. В одном из карманов она обнаружила сложенную квитанцию, а в другом — чековую книжку.
Чековая книжка… Кэндис перестала собирать белье и задумалась. Остин собирался купить собачий корм; надо надеяться, он взял с собой наличные. Это она должна была дать ему деньги, ведь собаку он привел для нее. Как же она упустила это из виду? У Остина денег явно немного, и вообще он не обязан содержать ее собаку. К тому же на те деньги, которые она платит ему за работу, вряд ли это возможно…
Кэндис прикусила губу, вспомнив собачью будку, построенную Остином исключительно с целью сделать ей сюрприз. За материалы для этой будки он, конечно, заплатил из своего кармана, а счет ей не представил. В тот день, когда они вдвоем ездили за покупками, он заплатил за смешной ярко-розовый наряд для нее и за теннисные туфли. И за ленч платил тоже он. Траты невелики, но для человека с ограниченным бюджетом могут быть обременительными.
Она совершенно бездумно относилась к тому, что он может сильно нуждаться в деньгах, ей это ни разу не пришло в голову. Остин — настоящий художник, а ведь каждому известно, что художники обычно люди бедные. Остин никогда не намекал на недостаток средств. И скорее всего почувствовал бы себя задетым, если бы об этом упомянула она.
Кэндис в задумчивости похлопала себя чековой книжкой по щеке. Разумеется, ей не следовало в нее заглядывать. Она даже вспыхнула при этой мысли. Такое было бы самым настоящим шпионством.
Но с другой стороны, это позволило бы ей узнать, насколько он нуждается. Если бы она, посмотрев, убедилась, что дела у него плохи, ей было бы просто необходимо найти способ возместить ему понесенные расходы. А если все более или менее терпимо — что ж, она избежит неприятного случая ранить его гордость, предложив ему деньги. Но он ни в коем случае не должен знать о ее недопустимом любопытстве.
Прежде чем Кэндис успела еще раз хорошенько подумать, она уже раскрыла чековую книжку и пробежала глазами колонку торопливо обозначенных поступлений и расходов до самого конца.
И тут ее буквально шатнуло.
Кэндис бросила чековую книжку, словно та вспыхнула огнем в се руке, и в полном ужасе уставилась на нее. Итоговые цифры горели у нее перед глазами, как яркая неоновая надпись на вывеске мотеля. Пятьдесят две тысячи четыреста десять долларов. Кэндис прижала ладонь ко рту. Зачем Остину работа «прислуги за все», если у него такой счет в банке? Это. конечно, капля в море по сравнению с состоянием Вансдейла, но деньги вполне серьезные.
Пугающая мысль пришла Кэндис в голову — пугающая и постыдная. Однако не настолько постыдная, чтобы не позволить ей поднять с пола книжку. Дрожащими пальцами она снова перелистывала книжку до той страницы, где было обозначено последнее поступление. Кэндис посмотрела на дату.
Вчера. Именно вчера Остин Хайд стал богаче на пятьдесят тысяч.
А сегодня он принес ей розы и привел собаку. Она подумала, как утром: все это результат угрызений совести. Кэндис сделалось физически плохо. Если бы Остин продал картину, он сказал бы ей об этом. Она не могла представить, чтобы он утаил такую потрясающую новость. Нет, на сей раз отрицать очевидное было невозможно.
Ему кто-то платил — либо газетчики, либо ее свойственники.
Кэндис очнулась, услышав чьи-то шаги в коридоре. Она быстро бросила чековую книжку на комод, где лежало все извлеченное ею из карманов одежды Остина. Она не хотела, чтобы миссис Мерриуэзер все узнала, нет, только не теперь. Сердце у бедной экономки будет разбито, как и у нее самой.
Убитая, униженная, опустошенная, преданная — Кэндис не нуждалась в толковом словаре, чтобы описать свое состояние. Надо было верить разуму, а не сердцу.
Поздно.
Изобразив на физиономии ясную улыбку, Кэндис приготовилась заверить экономку, что почти закончила. Но улыбка ее застыла. То была не миссис Мерриуэзер.
Вернулся Остин.
Он был точно так же удивлен, застав ее у себя в комнате, как Кэндис удивилась, увидев его в дверях. Не обратив внимания на ее каменное лицо, Остин весело улыбнулся.
— Я вернулся за чековой книжкой. — Он похлопал по пустым карманам. — Нет при себе наличных.
Кэндис не отозвалась на его подкупающую улыбку. Ужасно было сознавать, что этот человек все еще обладает способностью вызывать у нее дрожь в коленях.
— Скажи мне, Остин, — начала она таким ледяным тоном, что, кажется, воздух между ними сделался холодным, — ты предполагаешь рассказать о моих сексуальных предпочтениях в интервью газетчикам? Или это родственники моего покойного супруга сделали тебя на пятьдесят тысяч долларов богаче? Полагаю, ты вел игру, пока цена не стала подходящей.
Несмотря на дрожь, которая теперь сотрясала ее всю, Кэндис не обращала внимания на ошеломленное выражение его лица, испепеляя Остина взглядом, полным презрения. Он оставался спокойным. Очень спокойным. Если бы она не видела собственными глазами его банковский депозит, то могла бы прийти к заключению, что он не понимает, о чем она говорит. С горечью она продолжала:
— Если тебе нужны были деньги, следовало обратиться ко мне. Я заплатила бы вдвое больше, чтобы защитить будущее моего ребенка!
Слава Богу, она не успела сказать ему до сих пор, что деньги просто перестали что-либо значить, что она любит его невероятно.
Остин уже не выглядел удивленным. Лицо его окаменело, а глаза потемнели.
— Если у тебя возникли сомнения, почему ты прямо не спросила меня, а принялась обыскивать мои вещи?
Итак, он намерен сделать из нее обвиняемую? Но она больше не попадется на удочку.
— Так ты это признаешь?
— Никогда в жизни. — Он вошел в комнату и с таким громким щелчком закрыл за собой дверь, что у Кэндис сильнее забилось сердце. — В таком случае я признал бы ложь.
Кэндис не пришлось заставлять себя недоверчиво рассмеяться — это вышло совершенно естественно.
— Хочешь, чтобы я тебе поверила?
— Я хочу, чтобы ты доверяла мне. — Он медленно направился к ней, синее пламя пылало у него в глазах. — Деньги были оставлены мне моим отцом. По причинам, о которых я не стану упоминать сейчас, я не трогал их до вчерашнего дня.
— Ты можешь доказать это?
— Я давал тебе повод не доверять мне? — мягко возразил он.
Еще несколько шагов, и он подойдет совсем близко, прикоснется к ней. За спиной стена, бежать некуда, а когда Остин до нее дотронется, вся ее решительность улетучится. Кэндис искала в его глазах признаки вины или обмана, но находила лишь досаду. На что ему досадовать, если он сказал неправду? И он был прав: он не давал ей повода не доверять ему. Но все же…
