— Мило. Мне нравится.
— Лора считает, что тут все слишком по-пацански.
Я молчу.
— Прости, — извиняется он, увидев мое лицо. — Мне надо перестать вплетать ее в любой разговор.
Я сажусь на кровать.
— Должно быть, это сложно. Ты знаешь ее столько лет.
Уилл плюхается рядом и мрачно смотрит вперед.
— Это немного грустно, — признает он. — Но такое случается. Мы так долго были вместе и… даже не знаю, оба изменились.
Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него.
— Ты бы расстался с ней, если бы не встретил меня?
Он мельком смотрит на меня и снова отводит глаза.
— Не знаю.
— Я чувствую себя ужасно, — внезапно вырывается у меня. — Кажется, она по-настоящему хорошая девушка.
— Она хорошая. — Он поворачивается и кладет руку мне на колено. — Но и ты тоже.
— Сомневаюсь, что кто-нибудь еще отнесется к этому так же. Холли считает, что британская пресса меня возненавидит.
Уилл хмурится.
— Не слишком-то приятное замечание.
— Зато правдивое.
Он ухмыляется.
— Давай тогда переедем в Монако.
— Давай, — смеюсь я.
Он падает назад, на кровать и, ерзая, устраивает голову на подушке. Затем хлопает рядом, и я ложусь. Он берет меня за руку, и мы усердно пялимся в потолок.
— Ты когда-нибудь подумывала перебраться обратно в Америку? — интересуется он.
— Рано или поздно я так и сделаю. Но еще не скоро.
— Скучаешь?
— Нет, — резко обрываю я.
Вспоминаю, как несколько лет назад гуляла по Центральному парку в морозное январское утро. Я болтала с мамой по телефону, и она говорила, мол, отец желает, чтобы я в тот день пришла ужинать. Как обычно, я ответила, что занята. Сейчас припоминаю, что в ее голосе звучало разочарование.
Я знаю, что должна ей позвонить.
И также знаю, что не позвоню.
Встряхиваю головой, пытаясь развеяться.
— О чем задумалась? — спрашивает Уилл.
— О родителях.
— Когда вы в последний раз виделись?
— Года три назад.
— Ого. Кстати, ты подумала над предложением пожить в отеле неподалеку?
— Да, и я не смогу, — отвечаю я.
— Почему? — Он подвигается так, что мы оказываемся лицом к лицу.
— Я просто не могу, Уилл.
— Знаешь, как я поступлю? — Он приподнимает бровь, поддразнивая.
— И как же?
— Забронирую тебе номер в «Найтсбридже» на месяц и заплачу вперед. Тогда у тебя не останется выбора, кроме как остановиться там.
— Лучше не надо, — предупреждаю я.
— Так я и сделаю.
— Я не буду там жить.
— Нет, будешь. — Он обнимает меня и притягивает к себе. Кладу голову ему на грудь и, улыбаясь, слушаю, как бьется его сердце. Мне так уютно в его объятиях. — Или просто живи тут, со мной.
— Хотелось бы. Но это будет нечестно по отношению к Лоре.
Он недолго молчит, затем произносит:
— Придется рассказать ей о тебе пораньше.
Я приподнимаюсь и смотрю на него.
— Зачем?
— Если я этого не сделаю, она не смирится с тем, что наши отношения закончились. — Он притягивает меня обратно.
— О боже, все будут считать меня Злой Ведьмой Запада.
— Северо-востока, — поправляет он. — Ой! — Я шлепаю его по животу, и Уилл невольно напрягается.
— Это не смешно.
— Монако, — шутит он и прижимает меня покрепче.
Улыбнувшись, я расслабляюсь.
Мы довольно долго лежим молча, пока его дыхание не замедляется. Приподнимаюсь и вижу, что его глаза закрыты. Пытаюсь выскользнуть.
— Ты куда? — мямлит он.
— В кровать, — отвечаю я. — Тебе нужно поспать.
— Нет, останься. — Он тянет меня обратно к себе и, немного погодя, пытается выдернуть из-под нас покрывала и ерзает до тех пор, пока я не встаю и не помогаю ему их стянуть. Мы, все еще полностью одетые, залезаем под простыни и опять обнимаемся. Вскоре его дыхание вновь замедляется, но я еще долго-долго лежу без сна.
Просыпаюсь рано утром, птицы за окном только начали петь. Уилл спит на боку ко мне лицом. Очень хочется погладить его по щеке, но я сдерживаюсь. Затем он шевелится и открывает глаза. С минуту мы так и лежим в темноте, уставившись друг на друга. А затем он привлекает меня к себе, и мы молча целуемся. Поцелуй становится все глубже, все горячее, и меня начинает бить дрожь. И вот уже он расстегивает мои джинсы, а я — его, мы срываем футболки, и он опускается на меня.
Это так ярко, так пронзительно, но слишком рано заканчивается. Уилл находится во мне еще какое-то время, пока мы восстанавливаем дыхание, а затем скатывается с меня и притягивает назад в свои теплые объятия.
Вскоре он снова погружается в глубокий сон, но я то проваливаюсь в дремоту, то опять просыпаюсь. Так и лежу, пока заря наконец не становится ярче, и под жалюзи не проникает свет. Будильник Уилла трезвонит, он просыпается и потягивается, упираясь руками в спинку кровати. Смотрит на меня и сонно улыбается.
— Нам пора.
Кивнув, тянусь за своей одеждой, которая валяется рядом с кроватью. Если бы не обнаженность, я бы решила, что все произошедшее между нами было сном.
— Подбросить тебя до гостиницы? — спрашивает Уилл через полтора часа, в половине седьмого.
— Да, было бы здорово. Сегодня у нас вторая смена. — Вторая — то бишь та, что в восемь. С похмелья не лучше, чем первая.
Уилл заезжает на стоянку.
— Тебе лучше выйти первой, — предлагает он.
Я дотрагиваюсь до ручки, но он тянет меня назад.
— Если сегодня у нас не получится нормально поговорить, завтра позвоню.
— Хорошо. — Я отворачиваюсь, чтобы выйти.
— Дейзи…
— Да?
Положив руки мне на плечи, он привлекает меня к себе и целует.
— Увидимся.
— Пока.
— Ну что тебе, лишнего маффина жалко? Я тут с голоду помираю! — Толстый американец передо мной разражается смехом, пока я, подавив зевок, пополняю коллекцию кондитерских изделий на его тарелке шоколадным кексом. Позади него в гостевую зону входят родители Уилла, и я непроизвольно деревенею, вручая гостю блюдо.
— Спасибо, плюшка! — И, прежде чем уйти, толстяк снова заходится в хохоте. Рассеянно наблюдаю, как Трасты останавливаются поговорить с Лорой.
Утром Уилл и Лора прибыли на трассу вместе, и он не встречался со мной глазами. Лора выглядела безупречно в синем сарафане с белой каймой и белых туфлях на каблуках, и я уверена, что все здесь сочли их с Уиллом идеальной парой. При виде нее на меня накатывает волна ревности, за которой тут же следуют угрызения совести при мысли о том, что произошло накануне ночью.
Но вскоре ревность одерживает верх. Лора не похожа на женщину, переживающую, что вот-вот утратит любовь всей своей жизни, и ее уверенность меня беспокоит. Если она не волнуется, должна ли волноваться я?
