Ещё я поняла, что не зря ему всё рассказала.
Во-первых, мне стало легче. Ходить с таким грузом на душе хоть и было привычным, но оказалось непростым занятием.
Во-вторых, он не жалел меня. Меньше всего на свете мне хотелось бы видеть жалость по отношению ко мне. Почему? Потому что жалость унизительна по своей сути. А унижений мне и так хватает.
В-третьих, идея прожить оставшиеся две недели словно я нормальная девушка с друзьями, показалась мне очень заманчивой. Да, пожалуй, Трэвис стал мне почти другом. Просто я никогда в жизни не дружила с парнем, поэтому мне сложно сказать, дружба у нас или нет. Во всяком случае, мне с ним приятно общаться, очень приятно обниматься и невозможно приятно заниматься сексом.
О да…
Он меня тогда привёз в общежитие и до рассвета мы не спали, пока Трэвис показывал мне разные позы и ракурсы. Правда начали мы в машине около общежития. Поскольку она тонированная, то он сказал, что не прочь ощутить меня сверху. Всем процессом он управлял сам, сказав мне просто расслабиться. И я расслабилась и получила мощный оргазм, сидя на нём. А потом мы перебрались в его комнату, откуда он не хотел меня выпускать. Я парила где-то очень высоко и не хотела останавливаться. Трэвис даже пошутил, что я для него идеальная девушка, которая, как выяснилось, очень любит секс. Много секса. Но я правда от процесса и кульминации получала неимоверный заряд сил и энергии. Как только он начинал замедляться, испытав оргазм, я сразу же просила продолжать. Он смеялся, но продолжал.
Ещё он сказал, что такого истинного блаженства ни с кем не испытывал. И целовал меня. Постоянно, долго, глубоко, медленно, страстно, нежно, иногда вкрадчиво, но не отрывался от меня ни на минуту. Мои губы так опухли тогда от его поцелуев. Но это правда слишком приятно.
Кстати, весь процесс происходил при слабом свете от прикроватной лампы.
Он с особым трепетом ласкал мою грудь. Да и вообще, надо сказать, я не ожидала, что за маской неотёсанного хама скрывался такой нежный парень. Он действительно мог быть няшным мишкой, как однажды назвал его Джастин. Правда не всё время, чаще он был очень страстным и властным. Но мне понравилось абсолютно всё, что он делал со мной.
В те моменты я чувствовала себя живой и самой желанной. Я напрочь забыла о том, что происходило за пределами его комнаты. Из головы вылетели все страхи и сомнения. Я была совершенно отрезана от мира. Но когда вернулась на эту землю, то осознала, что я готова и, самое главное, хочу бороться. Я нашла в себе силы для сопротивления. Трэвис, можно сказать, вдохнул в меня уверенность. Передал мне часть своих сил. Что-то изменилось во мне после моих откровений и той поездки. Я даже сама не могла понять, что конкретно, но в голове словно тумблер переключился.
Я должна сама разобраться со своей жизнью, без посторонней помощи. Может он и хотел бы помочь. Но что он мог сделать? Спрятать меня от моего отца? И чтобы это изменило?! Я потом должна была бы всю жизнь ходить и озираться по сторонам? Это не решение. Я не хочу и потом жить в страхе, что отец подкараулит меня и накажет за бунт. А оставить Картера в такой давящей обстановке и вовсе не входило в мои планы. Единственное, что мне хотелось донести до отца, что я больше не маленькая девочка и могу сама решать, как мне жить, кем быть и с кем общаться.
Я не хотела обращаться в полицию, не только из-за папиных знакомств. Я хотела наладить контакт и чувство сопричастности внутри семьи. Конечно, у нас никогда не было тёплых и доверительных отношений с ним, но всё же он мой близкий и родной человек, который заблудился в своих собственных страхах. Отсюда такое поведение. Он же любил меня. Я же его дочь.
Вот это я и думала донести до него. Я всё ещё его живая дочь. Мы не сможем вернуть Джуди, но я-то здесь. И мне очень нужен отец, который хоть немного дорожит мной и моей жизнью. У меня была уверенность, что получится затронуть те струны его души, которые остановят его безумства. Поэтому полиция здесь не нужна. Здесь было необходимо сделать выбор в пользу семьи.
А пока мы были похожи на разрозненный лагерь беженцев, где каждый прятался в своём укрытии и выбирался только чтобы поесть, опять-таки в безмолвии. Мне же отчаянно захотелось поменять эту парадигму. Хоть немного внести тёплых и добрых эмоций.
Настоящей жизни внести мне хотелось вместо той, что пропагандировал отец.
В своих мыслях зашла в родительскую спальню, где мама вновь стояла около открытого окна и наблюдала за Картером, который под песню Demons группы Imagine Dragons выполнял очередные трюки.
— Мам, не помешаю? — тихо подошла к ней. Её зелёные глаза излучали гордость, глядя на Картера.
— Конечно же нет. Заходи, Джой, — аккуратно и бережно приобняла меня мама.
Картер был обычном десятилетним ребёнком, любящим мальчишечьи забавы.
— Как же я мечтаю, чтобы у него всё получилось. Чтобы он добился своих целей и никто и ничто не помешало бы ему, — произнесла, наблюдая за своим любимым братом.
— А я мечтаю, чтобы у вас двоих всё получилось, — тепло улыбнулась мама, посмотрев на меня.
— Со мной всё сложнее, не находишь? — вяло пошутила, но внутри меня поселилась готовность. Готовность к сопротивлению.
— Ты стала чаще выходить по ночам, — стрельнула в меня проницательным взглядом. — В этом виновата любовь к фотографированию или что-то другое?
По телу пробежали мурашки от воспоминаний. Но я не хотела рассказывать. Во всяком случае пока. Может, мама и не стала бы меня ругать за потерю девственности, но я не привыкла делиться такими интимными вещами с ней. Мы были близки, но не до такой степени. Наша близость характеризовалась сплочённостью ввиду общей угрозы, но не разговорами по душам. Говорю же, мы словно беженцы в собственном доме.
— И любовь к фото тоже. Я просто очень люблю ночь. В ней есть загадка какая-то и обещание лучшего. Каждую ночь появляется надежда, что завтра будет иначе. Завтра всё поменяется. Завтра цепи падут, и клетка откроется. Завтра начнётся новая жизнь. Поэтому ночь для меня волшебное время. Свободное и полное перспектив, — задумчиво ответила, наблюдая за Картером.
— Ох, дорогая… Когда же ты успела так повзрослеть? — грустно улыбнувшись, мама изучала моё лицо.
— А ты думаешь, я повзрослела? — искренне удивилась.
Мне казалось, что из-за своего затворничества я отставала в развитии от ровесников.
— Определённо, да. Определённо ты неминуемо взрослеешь и твоему отцу не удастся затормозить этот процесс, как бы он не старался.
Мне иногда казалось, что отец и впрямь хотел, чтобы я всегда оставалась в теле пятнадцатилетней девочки. Тело-то может и не сильно поменялось с тех пор, но вот мозги…
— Если бы ты знала, как я виню себя, что тогда сбежала к подруге. Надо было бежать как можно дальше, не оглядываясь, чтобы он нас не нашёл. Но я была в таком шоке и оцепенении, что спряталась там, где было очевиднее всего нас найти, — вздохнув, продолжила мама и провела ладонью по моим волосам.
— Не вини себя. Чему быть, того не миновать. Ты хотя бы попыталась. Но ты думаешь, что он не исправится? Неужели у нас нет шанса как-то поменять эту ситуацию?! — посмотрела ей в глаза.
Она была немногим выше меня. Хрупкая, незащищённая женщина с зелёными глазами и впалыми щеками.
— Дочь, я думаю, что твой отец не хочет меняться. Всё возможно, но, когда ты этого хочешь, — обречённо прошептала мама.
— Но побег ничего не решил тогда, ничего не решит и сейчас, ты же понимаешь! Жить потом в вечном страхе? Чем тогда это отличается от нашей жизни сейчас? Ничем.
Мама внимательно посмотрела на меня.
— Раньше, до вашего рождения, отец не был таким. Он, конечно, не был расточительным или очень щедрым, но и скупердяем его сложно было назвать. Скорее бережливым. Но потом… Я не знаю, что на него так повлияло. Возможно, проблемы с работой. Он же раньше получал хорошие деньги, а когда родились вы с Джуди то компания, в которой он работал обанкротилась. Ему срочно пришлось искать новую работу. А дома я, с двумя новорождёнными близнецами. Наверное, это наложило отпечаток или подкосило его. Он тогда часто повторял, что его самый главный кошмар не принести домой еды и мы будем голодать. Тогда он потихоньку стал ограничивать меня в тратах на одежду и прочие излишества. Потом его озабоченность перешла и на продукты питания. Новая работая не поменяла его убеждений. Он считал, что человеку много не надо, чтобы насытиться. При этом нельзя сказать, что он недостаточно зарабатывал и поэтому мало тратил, нет. Он действительно верил в то, что делал и говорил. С появлением Картера отец превратился в настоящего скрягу с замашками жёсткого воспитателя. Хотел привить вам экономность и дисциплину. Почему-то именно это он считал самым главным в человеке. Мне порой казалось, что у него с головой что-то случилось. Серьёзно! Он ведь не был таким в молодости. Ну а после убийства Джуди… Он сошёл с ума от горя. Решил, что раз не смог со всей его дисциплиной спасти дочь, то будет ещё жёстче обращаться с тобой, чтобы уберечь от любой опасности. Но сам стал в итоге опасным для тебя. Порой я боюсь, что он не рассчитает силу… Но и уйти не могу! Я ведь безработная! Куда я пойду с вами?! В приют? Он нас найдёт, — слёзы побежали из маминых глаз.
