Вернулся Костя очень скоро. Ничего не объяснял толком, просто сказал: «всё хорошо, не волнуйся», снова лег, снова притянул к себе, позволил устроиться головой на груди. Слушать, как колотится сердце, успокаиваться под мягкие поглаживания по волосам.
Скорее всего на двоих они не проспали и час, но утро никто не отменял. Костя встал в душ, будто наконец-то отмучился, а не куковал всю ночь без сна. Сделал это без привычной ругани сквозь зубы и посыла нахер всего мира.
Пока муж отсутствовал в спальне, Агата прислушивалась и к звукам в душевой, и за дверью. Почему-то за Полину ей тоже было страшно.
За Полину. За Гаврилу. За них с Костей.
Сейчас по-особенному сильно ощущалась хрупкость мира. И его абсолютная непредсказуемость.
Костя вышел, потряс головой, сгоняя капли, направился в гардеробную.
Собирался так, словно день совершенно обычный. Ничего экстраординарного. Костюм. Галстук. Часы. Мобильный в карман. Кольцо на палец. Прокрутить…
Взгляд на кровать, несколько шагов к ней…
Костя опустился бы сам, чтобы дотянуться, но Агата сделала всё за него. Подползла на его половину, поднялась на колени, обняла за шею…
— Я поехал.
Почувствовала себя тепло и уютно в его объятьях. Костя говорил, Агата кивала.
— Не переживай, здесь по-прежнему безопасно. От тебя ничего не требуется. Гаврила поручит, Полине принесут поесть и помогут, если понадобится. Не хочешь — не встречайся. Хочешь — зайти. Только знай…
Костя сделал паузу, Агата задержала дыхание…
— Ей досталось, Замочек, — продолжил Гордеев, уже чуть отстранившись и глядя в лицо. Вроде бы с улыбкой, но очевидно не слишком радостной. Оторвался от глаз, скользнул по щеке…
Потянулся к ней же пальцами, провел по шраму, глядя задумчиво…
Он часто делал так. Поначалу это вызывало у Агаты чувство неудобства и злость, потому что смотрел на то, что она считала своим уродством. А сейчас даже сердце сжалось. Потому что с любовью, нежностью и жалостью.
Прижался губами, снял с себя её руки. Подмигнул, заставляя улыбнуться в ответ, пусть в горле ком, да и в принципе не так-то много поводов для радости. Наклонился, прижимаясь к обтянутому тканью животу, сказал строго:
— За мамкой следи, договорились? Буянит чёт… От рук отбилась…
— Ну Костя, — Агата возмутилась для виду, а потом с совершенно искренней улыбкой следила, как идет к двери. Всего пара слов, а ей так хорошо…
И пусть в любой другой день легла бы досыпать, но сегодня не смогла бы.
Спустила ноги с кровати, на цыпочках подошла к двери, приоткрыла аккуратно, прижалась лбом к образовавшейся щели, закрыла глаза…
— Как она? — не видела, конечно же, но четко представляла, с каким голосом Костя задает вопрос. Тихо и совсем не так игриво, как прощался с ней. Потому что и актер он тоже хороший. Умеет создать впечатление. Но создает не сейчас. Это в спальне он сделал всё, чтобы она не нервничала. А на самом-то деле у них та еще жопа.
— Спит. Жить будет. — Отвечает, конечно же, Гаврила. Даже голос которого звучит помято — хрипло и глухо. И глаза, наверное, в сеточку. И на душе скорее всего болото…
— Ты со мной или останешься?
— Дождусь, пока проснется, и приеду.
— Хорошо.
— По Павловскому в курсе держи. Если со мной свяжется — я тебе скажу.
— Договорились…
Мужчины замолчали, Агата почувствовала, что учащается и сердцебиение и дыхание. Потому что очевидно — это еще не финал. Это только начало.
Из-за накатившего страха пропустила шаги, а ещё момент, когда ручку с той стороны потянули вниз. Не поняла даже, почему дверь начала открываться. Вздрогнула, увидев Гаврилу…
Такого, как она и представляла — взъерошенного, не спавшего ночь, уставшего… Но улыбнувшегося.
Так, как умеет он один. Будто для каждого у него своя улыбка. И для «сестрёнки» тоже особенная…
— Шпионишь? — Гаврила спросил беззлобно, отправляя руку в карман, склоняя голову.
Агата посмотрела виновато на него сначала, потом на усмехнувшегося Костю… Тоже ведь не думал, что послушная Замочек так просто… Послушается.
— Пытаюсь, — Агата пожала плечами, признавая свой провал.
— Испугали тебя? — а получив следующий вопрос, вскинула удивленный взгляд на Гаврилу, прищурилась, будто не совсем понимая… А потом покраснела, замотав головой так, что даже ось потеряла немного, пришлось придерживаться за стенку. Потому что это так по-Гавриловски. У него тут подпорки мира трещат, а он волнуется, не испугали ли они одну трусиху…
— Нет. Всё нормально… Нормально. Да. — Агата начала, глядя на Гаврилу, а потом перевела взгляд на Костю, повторяя утвердительно. Потому что у них-то, у Гордеевых, всё правда хорошо… Он ответил ей новой улыбкой. Точнее только намеком, который заметить могла разве что сама Агата. — А вы… Она… Как? — Следующий вопрос задала не из вежливости, и не из любопытства. Ей правда было важно знать, что у Полины всё нормально. Только страшно влезть туда, куда не стоило бы…
— Бывало лучше. Но и хуже тоже бывало. Так что…
Гаврила ответил обтекаемо, притворно легкомысленно усмехнувшись и разводя руками. Мол, как есть — так есть. За всё надо быть благодарным.
— Если хочешь — зайди. Полине будет приятно.
Агата кивнула, ничего не ответив. Рискнет ли — не знала. Но возможность такую не отбрасывала.
— Может чаю выпьем пока, сестрёнка? — а услышав следующее предложение, снова посмотрела недоверчиво.
Но Гаврила улыбался. Всё такой же — уставший, переживший многое, много же выдержавший. Тот, у которого осталась щепотка тепла лично для нее даже в такой момент. Тот, чье «сестрёнка» било в самое сердце.
— Охренел совсем…
Костя буркнул для виду, бросая взгляд на часы, которые, к сожалению, не позволили усомниться — ему действительно пора ехать. И пусть расчет был, вероятно, на то, что прозвучит по-начальнически недовольно, по факту получилось даже одобрительно.
Первым рассмеялся Гаврила, следом заулыбалась Агата. Не протестовала, когда стоявший всё это время перед ней мужчина сначала потянул на себя, потом к себе же прижал. Даже в макушку уткнулся.
Наверное, зря. При Косте так нельзя. Костя ревнивый. Но сейчас…
Агата извернулась, скашивая взгляд в сторону мужа, чувствуя себя странно — одновременно невероятно хорошо и будто бы постыдно. Встретилась с ним глазами… Думала, в его будет злость, раздражение. Думала, скандал новый будет.
А он просто кивнул, очевидно позволяя, и спокойно следил, как они с Гаврилой обнимаются. Наверное, понимая, что ему это сейчас нужно. А ей… Ей не сложно.
— С бергамотом, как в старые-добрые. Когда были только мы с тобой… Пока ты не променяла меня на этого придурка…
Чувствуя внезапную вседозволенность, Гаврила уточнил, глядя с вызовом на Гордеева, Агата же рассмеялась, зная, что на глаза наворачиваются слезы.
Ей снова не верилось, что они — те же люди, которые пережили эту для каждого по-своему страшную ночку.
* * *
Первым из дома уехал Костя. Где-то через час, предварительно зайдя в спальню к Полине, Гаврила. Агате он напоследок сказал, что у Павловской всё хорошо, она отдыхает.
Агата кивнула, но вернулась в свою.
Конечно же, пришел Бой. Конечно же, требовал ласки и объяснений, что все эти странные люди делали ночью…
Агата попыталась объяснить, как могла, гладя по большой лошадиной голове. И как-то так получилось, что рассказывала ему, а успокаивалась сама.
Потому что Косте с Гаврилой нужно верить. Если они сказали, что волноваться нечего — стоит попытаться не волноваться.
Но был момент, в котором гарантами они выступить не могли при всем желании.
По-человечески Агате хотелось пойти к Полине. Сказать что-то. Помочь как-то. Она же может. Есть руки и ноги. Голова и совесть.
Но ещё есть страх. Нерациональный, но огромный.
Вопреки пониманию, что у них с Костей ничего не было. Вопреки пониманию, что Костя любит её — Агату. Вопреки толчкам ребенка, которого они вдвоем ждут. Вопреки воспоминаниям о выражении на лице Гаврилы, которое она успела уловить этой ночью и на всю жизнь скорее всего запомнить, Полина по-прежнему вызывала в ней страх. Потому что она лучше. Потому что она подходит Косте больше. Потому что… Им стоило бы жениться. Если судить трезво — стоило бы.
