убраны с шеи, а губы… эти чертовы губы.
Выкрашены в ярко-красный цвет.
— Черт, Ангел.
Ее глаза путешествуют по моему телу, блестя от желания. С жаром. С, Господи, я даже не знаю с чем еще.
Она отталкивается от стены, бедра покачиваются, когда она приближается.
— Что теперь? — Ее руки на моей груди.
Ее взгляд, широкий и доверчивый, встретился с моим.
— На колени.
Это все, что у меня есть. Одно слово. Одно гребаное слово.
И будь я проклят, если она не подчинится.
Со знойной улыбкой она опускается на землю передо мной, ее тонкие пальцы расстегивают мой ремень, легкий звон металла, наполняющий тихое пространство. Затем кнопка. Застежка-молния.
Ее руки тянутся к моему члену.
Поглаживают. Она проводит большим пальцем по кончику, и я содрогаюсь от желания.
Эти красные губы, открытые для меня, обхватывают мой член и трахают. Я наблюдаю, запустив одну руку ей в волосы, направляя ее. Быстрее. Глубже. Я ударил ее сзади по горлу. Еще раз. Еще раз.
Она отстраняется, тяжело дыша, эти голубые глаза прикованы к моим. Рот открыт. Высунув язык. Умоляя о большем.
— Хорошая девочка. Хорошая, блядь, девчонка. — Я тянусь к ее волосам, мой кулак в этих рыжих прядях, и протискиваюсь снова мимо ее. В отчаянии. Нуждающийся.
Это все, чего я хотел.
Она — все, чего я хотел.
И мне нужно больше, чем ее рот. Мне нужна вся она. Я отступаю, струйка слюны свисает между нами.
Мой Ангел выглядит обеспокоенной.
— Я сделала что-то не так?
— Ни черта. — Я тянусь к ней, помогая ей подняться с пола. — Ты сводишь меня с ума.
Мои губы врезаются в ее. Мои руки мнут эти идеальные сиськи, ее рубашка — нежелательный барьер. Я разрываю вещь открывая ее и опускаю мою голову к ее груди, ее вздох сжигает меня в огне, когда пуговицы рассыпаются по полу.
— Черт, Гарретт… — Мой Ангел смотрит на меня.
— Я куплю тебе новую.
И затем она дергает меня за рубашку, а я ее за юбку, раздевая друг друга догола посреди этой комнаты, которая так похожа на дом. Она двигается, чтобы сбросить каблуки, и я отстраняюсь, качая головой, облизывая губы, тяжело дыша, как гребаная собака.
— Оставь их.
Ее глаза загораются кривой улыбкой, и она манит меня вперед.
И это последняя связная мысль, которая у меня есть на некоторое время.
Анджела
— Ты уверена, что это не сработает неправильно? — Гарретт встречает мой взгляд в зеркале и проводит рукой по волосам. — Насколько известно твоей семье, мы деловые партнеры.
Растянувшись в своей постели, я переворачиваюсь на живот, опираясь на локти и скрестив лодыжки.
— Деловые партнеры, которые делают друг другу гадости в спальне.
После того, что мы сделали, удивительно, что я вообще могу двигаться. Я свободна. Без костей. Совершенно расслабленная и совершенно непринужденная с этим мужчиной в моей комнате. Все тревоги, которые мучили меня, превратились в шепот. В данный момент я просто счастлива.
Я сосредотачиваюсь на этом.
Гарретт смеется.
— И ты думаешь, это причина, по которой они приглашают меня в свой дом?
— Только потому, что это происходит, не означает, что они должны знать об этом. — Я принимаю сидячее положение и опускаю ноги на пол. — Смотри. Мне нравится быть с тобой, — и я хочу провести с Гарреттом как можно больше времени, — прежде чем ты улетишь домой. Если это означает, что тебе придется терпеть встречу с моей гигантской семьей, то пусть будет так.
И часы тикают до его отъезда так быстро, что мое сердце не может не волноваться. И вот я здесь, со своими вновь обретенными чувствами, пытаюсь притвориться, что могу вести себя непринужденно, в то же время падая в обморок от каждого его движения. Каждый вздох. Каждое прикосновение. Каждое слово. Он называет меня своим ангелом, и я хочу, чтобы это было правдой. Я хочу быть его.
Лицо Гаррета превращается в непроницаемую маску, которая сводит меня с ума. Я не могу догадаться, о чем он думает, и зависит ли от этого моя жизнь.
— Если твой отец узнает, что происходит, это может поставить под угрозу все.
И вот так я теряю концентрацию на моменте.
Когда Гарретт говорит все, он имеет в виду то, что происходит между нами? Или он говорит о деловой сделке? Я хочу верить, что это первое, но логика говорит, что второе должно быть задействовано хотя бы немного.
Приятный момент портится. Сладкое удовлетворение становится горьким.
Я не хочу, чтобы это, касалось бизнеса, но я была бы идиоткой, если бы не понимала, что это так. По крайней мере, на каком-то уровне. Мы должны поговорить об этом, но сейчас не время.
Мне нравится, что он здесь, и я никогда не хочу, чтобы он уходил, и он не должен этого знать. Он просто не может.
Пока нет. Может быть, никогда.
Особенно потому, что он уйдет. Скоро.
Я встаю и пересекаю комнату, обнимаю его и прижимаюсь щекой к его спине.
— Мой отец не узнает, что что-то происходит. Я обещаю. Все будут любить тебя, и ты увидишь именно это я и имею в виду, когда говорю, что моя семья сумасшедшая. Это беспроигрышный вариант.
Гарретт хмыкает, хватая меня за руки, его большой палец ласкает мое запястье.
— Если это такой беспроигрышный вариант, почему я чувствую, что проигрываю? Я думаю, ты специально свалила это семейное событие мне на колени.
— Я ничего подобного не делала.
— Ты действительно ожидаешь, что я просто поверю тебе на слово? — Он поворачивается в моих руках, убирая мои волосы прочь с моего лица. — Это не так, как это работает.
— Возможно, раньше это работало не так. Но со мной? Поверь мне на слово. — Я бью его по заднице. — Ворчливый брюзга.
Он хватает меня за запястье и притягивает ближе.
— Для тебя это мистер Ворчливый брюзга. И если кто-то и шлепает по заднице, так это я. — В его глазах появляется жар, когда он наклоняется для поцелуя. — Что в тебе такого? — бормочет он. — Ты наложила на меня какое-то заклятие?
Это не заклинание. Это прозорливость. Чем больше мы вместе, тем больше я понимаю, что это правда. Судьба свела маму и папу самым странным образом, но это было правильно для них с самого начала — даже если они не понимали этого, пока не стало почти слишком поздно. Я начинаю думать, что то же самое верно для нас с Гарреттом. Он… мы… это правильно.
