из говна себя вытащить? Ты думаешь, мне с неба все упало? Нихрена! Заново все зарабатывал. И Олега пытался подтянуть, не смог. Не успел.
– Да как…
– Как? – перебивает меня Иванов и поднимается.– А у меня выбора не было. У меня Сашка тогда родилась, и жена в вечной депрессии, и сын. У меня не было права нюни распускать. Это сейчас я все на Кира повесил, а тогда сам землю рыл, чтобы семья ни в чем не нуждалась.
Повисает долгое молчание. В груди нестерпимо жжет, и я растираю то место рукой.
– Это из-за тебя отец сейчас на том свете.
Иванов сокрушенно мотает головой и тяжело опускается в кресло.
– Я понимаю, что я подвел Олега и не помог тебе. Но я не вливал ему алкоголь и не сажал за руль машины в нетрезвом состоянии. Не нужно на меня вешать поступки взрослого человека. В том, что я смог выбраться, а твой отец не смог, моей вины нет.
И я понимаю, что он прав. Впервые впускаю мысль, что Иванов не виноват в смерти отца. И он не виноват, что отец оказался слабее.
Иванов подходит ко мне и молча притягивает к себе.
– Прости, что не нашел тебя. Должен был, но те события здорово выбили меня из колеи.
Несколько раз хлопает меня по спине, передавая спокойствие. И отступает, оставляя меня полностью сокрушенным.
От непростой мысли, что все эти годы я ненавидел не того и искал не того, во рту разливается горечь.
– Я что еще пришел. Не так давно объявился третий наш друг. Хотя я считал его умершим…
– Я знаю, – хрипло прерываю его и бросаю взгляд на Дана.
Он сосредоточенно слушает каждое наше слово, но не встречается со мной взглядом.
– В общем, он на тебя зуб точит. И я боюсь, как бы он чего не выкинул…
Речь Иванова прерывает звонок телефона Дана.
– Слушаю, – Дан замирает, и на его лице отпечатывается удивление.– Ира? Да неужели, бл…
Он резко замолкает и хмурится, а у меня ощущение, как будто меня кто-то под дых ударяет. Гребаное предчувствие.
– Чего ты сказала? Так, успокойся. С кем, когда и куда?
Снова молчание, которое нарушается моими тяжелыми вздохами. Почему, мать его, мне кажется, что я услышу что-то херовое?
Дан опускает телефон. И впивается в меня взглядом.
– Саша пропала.
Саша
С трудом разлепляю глаза и морщусь от головной боли. Все тело ломит. Пытаюсь понять, где я нахожусь, но с треском проваливаюсь. Последнее воспоминание – как Илья приглашает меня выпить кофе и передать какие-то документы по земле. Я успокаиваю Иру и иду с мужчиной. А потом – темнота.
Встаю со стула и чуть ли не падаю обратно. Голова кружится, и мне чудом удается устоять на ногах. Вокруг меня тьма, разбавляемая только тускло горящим светильником. Делаю шаг и застываю. В лодыжку впивается холодный металл. Дергаю ногой, и противный металлический звук прорезает слух.
– Быть не может, – шепчу в темноту.– Кто-нибудь!
Голову простреливает очередной спазм, и я падаю на стул, вцепляясь в спинку. Оттягиваю волосы до ломоты и надеюсь, что это просто сон. Кошмар.
Пальцы нащупывают цепь, которой крепко обернута нога, стул тоже остается неподвижным, сколько бы я его ни пыталась сдвинуть.
На миг в глазах темнеет от страха. Пытаюсь дышать, но воздух настолько сперт, что каждый вздох дается с трудом.
Сердце ухает вниз, когда слышу звук отворяемого замка.
– Очнулась, красавица?
От знакомого голоса по спине ползут мурашки. Вскидываю голову и натыкаюсь на злую усмешку.
– Илья? Что вы делаете? Выпустите меня немедленно! – в голосе прорезается настоящая истерика.
– Не получится, красавица, – от его улыбки в венах стынет кровь.– Я же не виноват, что ты так дорога для своих отца и муженька.
– Не понимаю, – глаза мечутся по комнате.
Я не знаю, что пытаюсь найти, но вдруг взгляд за что-то зацепится. Комната пуста. Только стул и цепь. Все.
Хочется истерично захохотать. Предусмотрительно. Словно я, привязанная к стулу цепью, как-то могу навредить.
– Я хочу денег и власти, которыми владеет твой муженек. А отца… ну, просто наказать за отказ помогать мне. А я ведь говорил, что он будет в шоколаде, если согласится на мои условия.
Догадка простреливает подсознание, но я в последний момент захлопываю рот. Чем меньше я знаю, тем мне лучше.
– И что вы собираетесь со мной сделать?
Ноги коченеют на холодном бетонном полу, и, чтобы хоть как-то согреться, поджимаю пальцы. Помогает слабо.
– Побудешь моей марионеткой, – подходит ко мне вплотную и хватает за подбородок.
Дергаюсь и отталкиваю руку. Становится мерзко, что ко мне прикасаются чужие руки, что чужой запах вклинивается в мое личное пространство.
– Черт, – усмехается Илья, – забыл, что у тебя руки свободные. Сейчас исправим.
– Что? – вскакиваю, но меня с силой возвращают на стул, больно ударив о сиденье.– Отпустите!
Тело прошибает болью, и я закусываю губу. Илья заводит мои руки за спину и связывает их.
Достает телефон.
– Добрый день, Гордей. Потерял женушку, небось? А она вот передо мной сидит, немножко связанная, правда, но вот такой я хреновый хозяин.
Слышу через динамик маты Гордея.
– Ой, – Илья притворно хмурится, – не надо со мной так разговаривать, а то красивое личико твоей куколки можно очень просто испортить.
От его равнодушного тона к горлу подступает тошнота, и я с трудом сглатываю ком. Быстро дышу, чтобы содержимое желудка не выплеснуть прямо на пол.
Гордей
– Сука, сука, сука!– долблю по столу кулаком, как только этот гондон сбрасывает вызов.
Мебель под ударами жалобно скрипит, но мне похрен. Еще немного – и я начну просто срываться на людях.
Следом за разговором прилетает эсэмэс: «Только попробуй привлечь нашу доблестную полицию».
Через несколько минут в кабинете собирается целая армия безопасников, айтишников и еще хер пойми кого.
– Какие действия? – пытаюсь взять себя в руки.
– Вам нужно проговорить с ним хотя бы пять минут, Гордей Олегович, – подает голос гений нашей корпорации.
И я рычу от злости. Этот парнишка может многое, но, видимо, доставать из-под землю ублюдков не научился.
В кабинет влетает брат Саши. Выглядит взъерошенным, в глазах ярость.
– Какого хера? – подлетает ко мне и хватает за рубашку.
– Отвали! – вырываюсь из захвата и отхожу, чтобы не вмазать.– Ты че сюда приперся?
Кирилл делает глубокий вдох, и его плечи постепенно расслабляются.
– Такого хрена, что из-за тебя теперь моя сестра хрен пойми где.
– Успокоились, вашу мать! – между нами встает Дан и сверлит меня злым
