что вы думаете? Только выздоровел — опять на рыбалку отправился! К счастью, больше под лёд не проваливался.
— Опять ты со своей рыбалкой заладил! — возмущается мама, на что папа только отмахивается, рассказывая Амурскому о прелестях зимней рыбалки.
Хоть убейте не пойму, какая радость в том, чтобы проснуться в четыре утра, переться к черту на кулички, пробивать лед и все это в минус десять. И что вы думаете отвечает Амурский?
— Отличная идея. После плей-оффа думаю можно будет съездить.
Да он серьезно, что ли?
Судя по невозмутимой мине — совершенно серьезно.
Пока мама недовольно ворчит, убирая тарелки, чтобы подать десерт, папа с Севой обсуждают хоккей. Я, как вы понимаете, эту беседу поддержать не могу, а мама от моей помощи отказалась.
На десерт мама приготовила торт Наполеон. Судя по всему, она вознамерилась покорить Амурского своими блюдами. Не то чтобы он это не оценил… Он ест с таким аппетитом, словно голодает, и это, разумеется, не ускользает от цепкого маминого взгляда. А когда Амурский начинает расхваливать торт, она замечает:
— Ася, ты должна научиться печь Наполеон. Сколько раз я тебе говорила…
— Мама, ты же знаешь, что я не люблю печь.
И не умею. Последний раз когда я решила испечь печенье, дело чуть не закончилось пожаром. Пусть каждый занимается своим делом, я так считаю… А то мне и моему мужу всю жизнь придется работать на одни ремонты.
Кошусь на Севу, что с аппетитом уплетает уже второй кусок торта. И куда в него столько влазит?
— А когда дети родятся, что ты будешь делать? — пускает в ход свой любимый и главный аргумент.
Господь всемогущий, почему у этой женщины все сводится к замужеству и детям?
И хоть я стараюсь пропускать мимо ушей ее слова, все равно начинаю закипать от злости.
— Младенцы не едят торты, мама, — напряженно цежу сквозь зубы.
— То есть, вы все-таки задумываетесь о детях? — как всегда слышат только то, что хочет.
Сева под столом находит мою руку и нежно сжимает, давая понять, что рядом. Такой, казалось бы, незначительный жест, но для меня он много значит. В этой «войне» я не чувствую себя одинокой.
Я уже хочу ей ответить, но отец резко переводит тему на Альбину и Захара. Мама тут же отвлекается, хвастаясь тем, как богато они отдыхают. Даже показывает фото, что они ей прислали. Должна сказать, меньшего от сестры я и не ожидала. Она всегда стремилась выйти замуж за состоятельного мужчину, что собственно и сделала. Любит ли она своего мужа? Без понятия. Мы никогда с ней не откровенничали. Однако он ее любит наверняка. Возможно, в этом Альбина и нашла своё счастье.
Спустя час, который лично для меня тянется вечность, мы наконец-то собираемся домой. Пока Сева с папой договариваются о рыбалке и о билетах на финал (да-да, мой отец все-таки выторговал билеты), мама настойчиво тянет меня в комнату.
— Идем, Ася, мне нужно тебе кое-что отдать.
Обреченно вздохнув, плетусь за ней.
— Ну ты и партизанка! — как только дверь за нами захлопывается, хихикает. — Видела бы ты лицо Розы, когда она узнала, кто твой жених! — самодовольно ухмыляется. — Ее шалопай и рядом с нашим Севой не стоял.
Ага, только сидел… Не будем показывать пальцем, благодаря кому.
— Мам, что там у тебя? Показывай, — устало произношу.
Подойдя к столу, она открывает нижний ящик и долго копошится.
— Да где же он… — недовольно ворчит. — Нашла! — радостно восклицает, подскакивая. Повернувшись, с блаженной улыбкой протягивает мне… амулет?
— Это что?
— Как что, Ася? — осуждающе качает головой. — Это амулет для зачатия от Артемиды.
Господи, ну что я в прошлой жизни котят топила, что ли? Я уверена, что если в прошлой жизни ты был редкостной задницей, то в следующей в наказание тебе посылают безумных родственников. Может, я все-таки приемная?
— Мама…
— Не понимаю, почему ты его не купила, но он вам необходим. С ним у вас все получится…
— Мама! — рявкаю, не сдерживаясь. Она резко смолкает, удивленно моргая. — Я его не купила, потому что он нам не нужен. Потому что твоя Артемида натуральная шарлатанка, которая запудривает наивным людям мозги.
— Да как ты смеешь? Неблагодарная девчонка! — вопит, хватаясь за сердце.
О, это ее любимый приём. Сейчас начнутся причитания о том, что ее бедную и такую несчастную никто ни во что не ставит, а она, между прочим, свою жизнь положила на алтарь нашего воспитания.
— Я для вас…
— Мама, — резко прерываю этот спектакль, — мы взрослые люди. Если нам нужен будет совет или помощь — мы ее попросим. Мы с Севой не собираемся заводить детей на данный момент. Я тебе об этом неоднократно повторяла, но ты отказываешься меня услышать.
— Пока вы соберётесь их заводить, все вокруг уже…
— Нам нет никакого дела, что там у всех вокруг! — в гневе кричу. — Перестань лезть в нашу жизнь, — более спокойным тоном отрезаю.
— Ах так? — вздергивает она горделиво подбородок, сжимая губы в тонкую линию. — Больше ты от меня слова не услышишь! Я стараюсь, чтоб тебе лучше было…
— Ты стараешься только для себя. Тебе нет никакого дела, что думаю я и как мне лучше. Если бы тебя действительно интересовали мои чувства, ты бы никогда не посадила Никиту за наш стол, ты бы никогда не позволила Тамаре говорить обо мне гадости, — с привкусом горечи заканчиваю этот разговор, после чего вылетаю из комнаты.
Сева с отцом взволнованно переглядываются, но не задают вопросов. Схватив куртку, надеваю на себя, натягиваю сапоги и поспешно прощаюсь с папой. Он только рассеянно чешет затылок, робко интересуясь:
— Ася, все в порядке?
— Все хорошо, — нервно отзываюсь.
— Мать опять принялась за своё, да? — сводит брови к переносице.
Отец никогда не лез в наши конфликты. Он считает это женской блажью. К тому же, мама обладает поразительным свойством доводить людей до белого каления.
— Я с ней поговорю, — решительно отрезает.
— Не стоит, — качаю головой, обнимая его и целуя в колючую щеку. — Я уже все сказала сама.
Мама так и не выходит из комнаты. Впрочем, ничего другого я и не ожидала. Как и не жду того, что она действительно меня поймёт.
