Часто, но глубоко.
Я взвинчена, растеряна, адреналин гоняет кровь, а сердце вот-вот выпрыгнет. И это был всего лишь поцелуй.
— Мамочки, — обхватываю свои щеки. — Приди в себя, Даша, — бормочу и открываю воду. Ее шум успокаивает, а еще она заглушает мой голос.
Когда возвращаюсь в комнату и снова встречаюсь с Мишей глазами, вижу в них свое отражение, и пропитываюсь чувством спокойствия.
Он не отпускает никаких шуточек, не намекает на продолжение, несмотря на то, что мы оба, кажется, очень его хотим. Этого продолжения.
Горим, но не сгораем. Живем предвкушением того, когда это случится. Сегодня, завтра, через неделю или месяц. Не важно. Главное — другое, это обоюдно. Вот эти эмоции — они нас переполняют синхронно, и это радует. Отогревает замерзшую душу.
— Готова?
Киваю.
Миша галантно открывает для меня дверь, пропускает вперед, а потом подставляет локоть, за который я хватаюсь. Для всех мы красивая пара.
А для нас самих мы кто?
Родители общих детей или уже что-то большее?
Ответ, вероятно, очевиден, но озвучить его даже самой себе все еще страшно.
Все эти вопросы покидают мою голову лишь в Мариинке. Там я полностью отдаюсь балету. Чувственным балеринам, музыке, сюжету и, конечно, хореографии. Все на высшем уровне. Как и атмосфера, она здесь особенная.
Все вокруг такое монументальное и роскошное, глаз оторвать невозможно. А душа? Она же ликует.
Уже на улице Миша предлагает пройтись пешком, в чем я его поддерживаю. Погода хоть и холодная, но осадков нет.
Мы шагаем по улице Глинки к Набережной Мойки. Держимся за руки и молчим.
Каждый обдумывает что-то свое, но вот это молчание, оно такое уютное.
Упираюсь ладонями в гранитную стенку набережной и вдыхаю питерский воздух, он кружит голову. А может, дело не в нем? Может быть, это наш с Мишей вечер такой, пропитанный чем-то волшебным. Потаенным. Чем-то, что понимаем лишь мы вдвоем?
На мне белое пальто и туфли. Туфли в ноябре — дикое кощунство, если ты решила прогуляться по городу поздней ночью, ветер до костей продувает, но я этого даже не чувствую, полностью отдаваясь моменту.
Ежусь, конечно, от очередного порыва, треплющего волосы, но всматриваюсь в возвышающиеся здания на противоположном берегу реки.
— Не замерзла?
Миша обнимает меня сзади, его ладони ложатся мне на живот.
— Нет. Красиво, правда?
— Да. Всегда разочаровывало, что редко здесь бывал. Даже по работе.
— А я когда-то хотела здесь жить. Поселиться в квартире с видом на набережную, по утрам пить кофе в кофейнях и есть легендарные пончики. Правда, с моим обменом веществ после таких завтраков пришлось бы еще чаще посещать спортзал.
— У тебя всегда была отличная фигура. Ты преувеличиваешь.
— Она такой была исключительно из-за того, что я не ела пончики, — улыбаюсь, позволяя себе маленькую слабость откинуться затылком Мише на плечо.
Чувствую, как пальцы на ногах начинают деревенеть, и понимаю, что нужно возвращаться в отель. Лучше на такси. Болеть нельзя, у меня дети, но сегодня, несмотря на это, все равно хочется почувствовать себя лет на десять моложе. Побродить по ночному городу с человеком, который нравится. И плевать, что он мой бывший муж, с которым у нас не сложилось…
— На следующей неделе я улетаю в Китай. Вернусь только через месяц.
Вроде эта информация не должна меня расстраивать, но она почему-то расстраивает.
— Я к тому, что тебе лучше нанять няню. Моя и твоя мать, конечно, помогают, но…
— Да, ты прав, — соглашаюсь, все еще ошарашенная Мишиной новостью.
— Ты расстроилась? — голос Князева звучит над самым ухом.
— Нет. Просто… Привыкла, если честно, что ты, если что, всегда рядом…
— Я тоже привык. Уже давно привык быть рядом с тобой и детьми.
— Значит, это просто привычка у нас?
— Нет. Я всегда чувствовал ответственность за тебя. С первого дня, а когда Марк появился, это чувство лишь усилилось. Теперь людей, которых нужно было оберегать, стало трое. Это не может быть привычкой. Нет.
— Ты правда так к этому относился? Ко мне? С Марком понятно, но я…
— Ты была наивной, бойкой, дерзкой и не следила за языком. Я был не рад, что ввязался в авантюру с твоим отцом, но с первого дня понял, что ты моя ответственность. Это чувство не было навязано. Я сам к этому пришел. Ты моя жена, какими бы ни были наши отношения, ты моя семья.
— Кто сказал, семья? — посмеиваюсь, припоминая разлетевшийся сто лет назад мем.
— Что-то типа того, — Миша улыбается. Ловит мой взгляд, а потом, потом целует.
— Но… — шепчу между поцелуями. — Выходит, сейчас ничего не изменилось? Это не любовь?
— Изменилось. Сейчас все изменилось, Дашка. Ты даже представить не можешь насколько.
— Расскажи.
— Я хочу тебя всю. Ты мне нужна.
— Когда ты это понял?
— Когда? В день, когда родился Марк, — отвечает не задумываясь. — Я это понял именно тогда, но был уверен, что ты меня ненавидишь.
— Я и ненавидела, — поджимаю губы, чувствуя себя предательницей.
— Видимо, тогда все должно было быть именно так.
— А сейчас?
— А сейчас будет так, как мы этого захотим. Ты и я.
— Но как… И что? Вы теперь снова вместе? А как же развод?! — Вика перекидывает волосы на одно плечо, возмущенно меня рассматривая.
— Мы просто общаемся, — пожимаю плечами, выхватывая глазами Марка. Он внимательно слушает тренера, которая поставила его на коньки. Это пятое занятие, и с каждым разом сын чувствует себя все уверенней.
Мы с сыном приехали в городской парк, где отстроили шикарный корт. Вику встретили случайно. Она шла в компании подружек, увидела меня и мгновенно со всеми распрощалась. Намертво прилипла к нам с сыном.
— Я не понимаю, как можно быть такой неблагодарной, — сестра фыркает, а мои брови сейчас в космос улетят.
— Какой, прости?
— Ты когда дядь Юру последний раз видела? Он весь исхудал. У него проблемы, а ты и твоя мать сбежали.
— Так поддержи, если такая чувствительная, — мило улыбаюсь и пожимаю плечами, снова рассматривая, как сын делает успехи.
Марк чувствует, что я смотрю. Поворачивается. Тут же одариваю его улыбкой и машу рукой. Сын копирует мои эмоции.
— Я и так стараюсь. Дядя Юра говорит, что только я
