— Тебе нужна какая-нибудь помощь? — спрашиваю я, заглядывая на обложку, чтобы увидеть, на что он смотрит. — А, Эмили Дикинсон. Знаешь ли ты, что многие из её стихотворений до сих пор защищены авторским правом? Она классика, легенда, и её давно нет в живых. Ты хочешь знать, насколько запутанным на самом деле стало законодательство об авторском праве? Раньше это было орудием народа, а теперь его используют против народа корпо…
Зак прикладывает палец к моим губам, чтобы утихомирить моё бормотание, а затем внезапно наклоняется, заменяя палец своим ртом.
Книга стихов падает на пол между нами, и вскоре я стою, прислонившись спиной к стене из литературы, в то время как Зак исследует мой рот своим языком. Его большие руки обнимают меня, наполняя чувством защищённости. Когда это произошло? Когда я перешла от ненависти к Заку к… симпатии к нему?
Мы отрываемся друг от друга с тихим вздохом, его тёмные глаза смотрят в мои, горящие желанием.
— Ты можешь рассказывать мне об Эмили Дикинсон, или законе об авторском праве, или случайных исторических фактах, когда захочешь, Марни. По-моему, это сексуально.
— Мне не терпится рассказать тебе, что библиотечное крыло было пристроено к Бёрберри в начале девятнадцатого века на грант семьи Вандербильт, — я задыхаюсь, и Зак ухмыляется. Он снова целует меня, и у меня так сильно кружиться голова, что, если бы его рук не было рядом, я бы упала.
— Так чертовски сексуально. За исключением фамилии Вандербильт. Давай просто опустим эту часть. — Он двигается, чтобы поцеловать меня снова, когда драматическое прочищение горла разрывает нас, внезапно между нашими телами появляется расстояние в фут, когда мы поворачиваемся и видим Виндзора Йорка… развалившегося на книжном шкафу?
— Как ты туда забрался? — я задыхаюсь, и он пожимает плечами. Он весь растянулся на дереве, как будто это гамак или что-то в этом роде. — Тебя отстранят от занятий, — предупреждаю я, когда он смотрит на нас сверху вниз своими сверкающими карими глазами.
— Не останавливайся из-за меня. Иногда я устаю трахаться, и мне нравится просто смотреть. — Я морщу нос, и Зак хмурится, поднимая свою книгу с пола. Виндзору, похоже, всё равно, он садится и свешивает ноги со шкафа. Он спрыгивает на пол рядом с нами. — Итак. — Он опирается предплечьем на полку надо мной и драматично наклоняется. — Я тут подумал: у тебя в списке есть несколько имён, которые не вычеркнуты. Сначала, мелкая рыбка. Мы должны вычеркнуть их, а затем уже сосредоточиться на девушках.
— Я показала тебе этот список, чтобы ты мог предлагать варианты, а не брать над ними верх, — говорю я, закатывая глаза. Виндзор поднимает брови и выдаёт самодовольную ухмылку, которую я не смогла бы выдавить изо рта, даже если бы попыталась. Однажды я встала перед зеркалом, чтобы посмотреть, смогу ли я придать своему лицу такое же надменное выражение, как у Идолов, и потерпела сокрушительную неудачу. — Я прокладываю себе путь к девочкам. Они самые трудные.
— А ещё, по-моему, не слишком скромному мнению, ты стала слишком мягка с парнями-Идолами, — продолжает он, и я ныряю под его руку, чтобы вернуться к Заку. Жар всё ещё разливается по мне, безудержный, раскалённый добела, заразительный. Теперь, когда я попробовала его на вкус, я просто хочу большего. Гораздо большего. Я легко могла представить, что однажды буду встречаться с ним…
Однажды.
Но Идолы уже думают, что я встречаюсь с ним, и мне нужно, чтобы парни думали, что я достаточно доступна, чтобы они могли пригласить меня на выпускной. К сожалению, сейчас мне, возможно, придётся немного дистанцироваться от Зака.
— Виндзор, я рассказала тебе свою историю, да, но это не значит, что ты знаешь всё. — Рассказала тебе свою историю, ха, да конечно. По сути, ты каждый день сидел напротив меня в столовой и творил свою королевскую магию, пока я не раскрыла все свои секреты. — Забудь пока о парнях. Девочки пытаются убить меня, помнишь? Мы можем сосредоточиться на этом?
Он вздыхает и пожимает плечами, поводя ими, когда проводит пальцами по корешкам нескольких поэтических томов, а затем выбирает один наугад. Он открывает его, смотрит на стихи внутри и вздыхает.
— Я выучил все их наизусть, — говорит он, перелистывая страницы. — Нет ничего более очаровательного, чем мужчина, который может декламировать стихи от чистого сердца. Ты бы так не сказал, приятель? — он поднимает взгляд и улыбается Заку, но на Зака это не производит впечатления. Единственное, что ему нравится в принце, так это то, что принц ненавидит Голубую Кровь так же сильно, как и мы. Что он там сказал? «Они всего лишь играют в королевскую семью». Почти уверена, что он находит их такими же забавными, как хомячков на колесе.
— Знаешь, всё, что у меня есть, тоже в твоём распоряжении… — начинает Зак, проводя ладонью по своим шоколадно-каштановым волосам. Они немного подросли с тех пор, как его выгнали из футбольной команды, но всё ещё короткие. Я тоже сопротивляюсь желанию прикоснуться к нему.
— Мы не обязаны с ним мириться, — усмехается Виндзор и, захлопнув книгу, ставит её обратно на полку. — Все ваши деньги, Monsieur (прим. — месье) Брукс, сосредоточены в тощих старых руках вашего дедушки. Разве не поэтому ты присоединился к Клубу Бесконечности? Чтобы вернуть их? — лицо Зака бледнеет, когда я смотрю на него. Святое… дерьмо.
— Ты присоединился к клубу, чтобы вернуть свои деньги? — спрашиваю я, и все кусочки начинают складываться воедино. По крайней мере, у меня есть «почему», которое объясняет, почему Зак заключил это пари с Лиззи. Становится ли от этого легче? Не совсем так. Но приятно знать. Кстати, о Лиззи: я снова начинаю с нетерпением ждать пятницы, чтобы написать ей. Она знает всё о том, что девушки-Идолы Бёрберри сделали со мной, и она жаждет крови. Почти уверена, что у меня также есть её помощь и ресурсы.
— Прости, Марни, — шепчет Зак, и в итоге мы так долго смотрим друг на друга, что, когда я моргаю и прихожу в себя, Виндзор исчез. — Мне так жаль. — Мне нечего сказать, поэтому я просто натянуто улыбаюсь, и мы вообще оставляем эту тему. Зак собирает свои вещи, и мы направляемся к выходу, где находятся Крид и Миранда, всё ещё увлечённые спором, очень похожим на спор близнецов. Они похожи на светловолосых голубоглазых клонов.
Они замолкают и почти в унисон поворачиваются, чтобы посмотреть на меня.
Мои щёки краснеют под их пристальным взглядом, но Крид делает вид, что не замечает, поворачивается и неторопливо уходит в холл. Миранда встаёт справа от меня и начинает громко жаловаться на идиотизм своего брата. На выходе мы проходим прямо мимо Илеаны, Бекки и Харпер. Крид уже сделал паузу, и я слышу, как он бормочет низким, напряжённым голосом.
Миранда, не колеблясь, вмешивается.
— Держись, блядь, подальше от моего брата, — шипит она, толкая Илеану в плечо. Первокурсница спотыкается и поворачивается к ней с прищуренными глазами. Харпер и Бекки просто стоят там, ухмыляясь. Когда я вижу их всех вместе вот так, эти воспоминания с рёвом всплывают на поверхность, и меня тошнит. Мне кажется, я покачиваюсь на ногах, но Зак кладёт руку мне на локоть и поддерживает меня. — Может, он и хочет, чтобы доброе имя сочеталось с нашим состоянием, но ты не увидишь ни цента из денег Кэботов. Ты недостаточно хороша, чтобы быть его парикмахером, не говоря уже о его девушке или будущей невесте.
Крид не спорит. На самом деле, мне кажется, я вижу, как уголок его рта подёргивается в едва сдерживаемой улыбке.
— Этот разговор тебя не касается, лесбиянка, — рычит Илеана, и лицо Крида каменеет. Илеана резко оборачивается к нему, но слишком поздно: о чём бы они ни говорили, всё кончено. Хотелось надеяться, что они не делали ничего большего, чем расставались или обменивались колкостями. Я имею в виду, что девчонка, чёрт возьми, пыталась меня утопить.
Я бросаю взгляд на Крида, но его ледяной взгляд сосредоточен на Идолах.
— Она сказала, что тебя следует выгнать, — внезапно выпаливаю я, кивая подбородком в сторону Харпер. — Это сделала Харпер. Она считает, что Идолом должен быть Виндзор, а не ты.
