Андрей. — Передразнила она меня и встала с кровати.
— Ты куда?
— В магазин, балда. Баклажанов у меня нет, так что одевайся, пойдем в магазин. — Она обернулась и хитро улыбнулась.
Лиза
Лиза сидела на кровати и беззвучно плакала.
Я устала, говорила она. Я так больше не могу, говорила она.
Но каждый день терпела, каждый день встречала его с улыбкой, хотя каждый раз в ответ получала лишь холод и нотки презрения.
Почему я это терплю? Я не знаю. С каждым днем ситуация все больше и больше усугубляется, но я ничего не могу с этим поделать. Я не понимаю себя, не понимаю его. Сколько бы я не пыталась заговорить с ним по этому поводу — это еще ни разу не получила внятного ответа или хотя бы какого-либо объяснения своим действиям.
Вот и сейчас ключ в двери повернулся, послышались громкие звуки из прихожей. Что-то со стуком упало.
Он опять пришел пьяным.
— Лиза! Где ты?
Господи, мы даже не женаты, а он уже такое вытворяет. Хотя, я стала сомневаться в том, что он вообще меня любит и любил.
— Где ты был, Никита?
Я помогла ему снять куртку и понесла его до дивана. Он повалился на подушки и распластался на нем.
Я задержала на нем взгляд, но сейчас вместо любви меня одолевали странные чувства. Это больше была не любовь, это были отвращение и жалость.
Раньше его черты были ярко выражены, четко очерченные скулы, выдающийся подбородок и широкие, открытые глаза. Сейчас же эти черты расплылись. Он больше не был таким, каким в день нашей первой встречи.
В нем больше не было того Никиты. Который никогда не брал даже капли алкоголя, который всегда заботился, даже когда возвращался усталым с работы.
Мы оба работали, оба понимали, как тяжела совместная жизнь. Но видимо для кого-то работа стала поводом допоздна задерживаться, чтобы сидеть в барах и гулять с друзьями.
Он упрекал меня, что я не даю ему видеться с друзьями. Но каждый раз, когда он это говорил, даже не представлял, что ради него я оторвалась от семьи. Что ради него, от меня отвернулись все подруги. Что я давным-давно никуда не выбиралась с Никой и Евой. Девушками, с которыми я боялась потерять связь. Связь с внешним миром.
И тогда я приняла решение.
— Никита, мы расстаемся. Выметайся отсюда.
Он резко открыл глаза и поднялся на диване. Мне кажется, он не понял того, что я сказала. Но таким голосом мне еще не приходилось говорить.
— Повтори?
— Мы расстаемся, — я постаралась сказать так, чтобы мой голос не дрогнул, — выметайся к своей любовнице, с которой ты разговаривал в коттедже ночью по телефону.
Будто он и не пил. Никита вскочил и сделал шаг ко мне. Выражение лица сразу изменилось. Оно исказилось от ярости. Только вот в глазах виднелся неприкрытый страх.
Мне было страшно, я боялась, что он ударит меня, но сейчас было сильнее желание прекратить все это, чем страх перед ним.
— Не трогай меня.
Он стиснул кулаки, но так и остался на месте. Я видела, как внутри Никиты постепенно закипала вся его злоба. На шее заходили желваки, а вена на лбу начала неестественно пульсировать.
— И что мне теперь делать? — Никита отчеканивал каждое произнесенное слово, практически по слогам. Я знала его манеру.
— Что хочешь, то и делай. Эта квартира моя, так что пока ты не протрезвеешь, пока ты не поймешь, чего ты хочешь от этой жизни — не приходи ко мне. — Я помедлила, не зная, говорить дальше или нет. — Вещи твои я отсюда выставлю.
Никита сверлил меня взглядом, но видимо, понимал, что сейчас мы ничего с ним не решим.
Он больше не видел во мне страха, не видел во мне девушку, которая постоянно во всем ему потакала. Никита видел во мне ту, кто твердо намерен дойти до конца в своих словах и планах.
И я была этому чертовски рада.
— Хорошо. — Он бросил на меня последний взгляд, будто надеясь, что я передумаю. Но так как я молчала, он взял куртку, телефон, и в нерешительности его рука застыла над ключами от дома.
— Ключи оставь. Не хочу проснуться привязанной к кровати с кляпом.
Я заметила, как он постарался скрыть удивление. Он никогда не слышал от меня такого. Он и не знал, что я могу так разговаривать.
Никита лишь открыл дверь и вышел из квартиры.
Ниточка разорвалась. Но можно ли ее снова связать, я не знала.
Я осела на пол и уставилась в одну точку.
Внутри резко образовалась пустота.
Наверное, я впервые устала от себя. Устала от того, что постоянно такая прилежная, такая милая, такая послушная девушка.
Мама бы сказала: я просто золото, а не дочь, девушка, в будущем и жена.
Но что, если я устала?
Я встала с кровати прыжком и стала одеваться. Пришлось взять первое, что попалось на глаза — спортивные трико и худи. На улице было прохладно, и вот обещали первый снег. Середина октября, по прогнозам синоптиков, обещала быть очень холодной, а в конце собирался выпасть первый снег.
Андрей все также лежал и смотрел на меня.
— Эй, отвернись! — Я демонстративно закрыла грудь руками и изобразила крайнее возмущение.
— Да все, все. Не смотрю.
Андрей отвернулся, медленно встал с кровати и пошел на кухню. Я же схватила со стола фотоаппарат, телефон и кошелек.
— Андрей!
— Ау!
— Возьми пожалуйста пакет какой-нибудь. Может в ящиках посмотреть.
Я не любила покупать полиэтиленовые пакеты, поэтому всегда пользовалась либо «зелеными» пакетами, либо бумажными.
Когда я выбежала из комнаты, Андрей стоял уже одетый с небольшим пакетов в руках. Я легко улыбнулась и подмигнула ему. Он выглядел просто. Худи с капюшоном, джинсы и пальто. Все. Ничего лишнего.
— Молодец, правильный пакет взял.
— А ты зачем фотик берешь?
— Просто так. Хочу сделать пару фотографий.
Андрей попытался скрыть улыбку и пошел в прихожую. Я же схватила с дивана пуховую куртку, надела шапку и залезла с ботинки.
Мне хотелось летать. Пойти гулять, пойти развеяться, фотографировать. Приподнятое настроение хотело распространять на все, что можно увидеть.
На улице солнце вышло из-за туч, и осветило каждый уголок двора. Зажмурившись, я посмотрела на детскую площадку, где резвились дети. Они взбирались по канатам, спускались на горках и с криками бежали обратно. Матери сидели на скамейках рядом, переговариваясь и изредка поглядывала на ребятню.
— Ты чего застыла? — Я обернулась и увидела недоуменно смотрящего на
