— Идиотка! — рявкнула я на Майку. — Говорю же — ничего, кроме борщей и солянки, между мной и Назаром не было! Я честная женщина. Мамочка, клянусь твоим и Гошкиным здоровьем! Честная!
— Максим, я верю, — подала голос Майка и дернула моего застывшего мужа за руку.
— Что там французский двор, — сказал Саша. Передал Майе поднос, протиснулся к маленькому телевизору на подоконнике, включил. — Дюма отдыхает.
— Подарок издевательский, — оправдывалась я. — Ну, прости меня! Мне хотелось отомстить, иррационально хотелось, за свои же собственные заблуждения. Мама, ты говорила, что месть — признак слабости, а не силы духа. Максим, ты считаешь ненависть признаком низкой духовной организации. Вы все такие совершенные! Одна я недоразвитая!
— И я тоже, — пробормотала Майка.
— В конце концов! — обрела я силу духа. — Ты мне врал!
— Но и ты меня обманывала, — парировал Макс.
— Да, но я — первая!
Постичь мое заявление было непросто, все замерли, соображая.
Первым откликнулся Макс:
— Сбои в логике случаются даже у самой потрясающей и удивительной женщины всех времен и народов.
— Это у кого? — вскинулась я.
— У тебя.
— Спасибо! — тихо сказала мама.
Майка издала не то стон, не то всхлип.
— Твои комплексы неполноценности, — повернулся к ней Макс, — порождены неосознанием превосходства над основной частью населения.
— А то! — гордо подтвердил Саша.
— Не поняла, — улыбнулась Майка, — но: спасибо, Максимчик!
— И все его благодарили, — ревниво вставила я.
— Помолчи! — велела мама.
Зажегся экран телевизора. Президент Путин на фоне сказочно красивой зимней Кремлевской стены, заснеженных елей обращался к нам:
— Сегодня мне хочется сказать вам особые слова и, провожая уходящий год, сердечно поблагодарить за все, что мы вместе сделали…
— Что вы сделали? — перебила я Президента. — Вы играли со мной в кошки-мышки! Вы меня дрессировали! Максим скрывался у Майки…
— Ой, как трудно было не проговориться, — призналась подруга. — Если бы не Саша, давно бы разболтала.
Президент продолжал:
— Мы видим, как год от года набирает силу и укрепляется Россия…
— Я укрепляюсь в мысли… — снова перебила я Президента, но не успела договорить.
— «Мысли» — ключевое слово, — нетерпеливо сказал Максим. — Твои мысли…
— Требуют санитарной обработки, — в свою очередь, перебила мама, которой было совершенно не свойственно вклиниваться в чужую речь.
— Что тогда говорить обо мне? — как всегда пришла на помощь Майка.
— Тебе о тебе буду говорить я! — сказал Саша и принялся раздавать фужеры.
— Славно, — одобрила мама, рассматривая поверх бокала меня и Майку.
— Мелодраматический сериал, в который Лида, не без моей помощи, превратила нашу жизнь, закончился, — принимая фужер, сказал Максим.
— А я женюсь, — улыбнулся Саша, протягивая шампанское мне и Майке.
Мама проговорила тихо-тихо, как молилась, только я услышала, потому что рядом стояла:
— Будьте счастливы, дети!
— Давайте дослушаем, — попросила Майка. — Президент все-таки.
Путин, конечно, подозревать не мог, что в маленькой московской квартире слушают его с особым чувством: с осознанием ошибок и надеждой на их неповторение, с верой в грядущую жизнь, которая обязательно подбросит новые испытания, и пройти их надо, не уронив достоинства.
Новый год — это редкий момент истины, когда пафос уместен.
— Пожелаем друг другу новых успехов, — говорил Президент, — и, конечно, поднимем бокалы за здоровье и счастье наших родных и близких, за тех, кого ценим и бережем больше всего на свете, кому отдаем наше тепло и с кем хотим быть рядом. Пусть самые заветные мечты сбудутся. Счастья вам, дорогие друзья! С Новым годом!
Забили куранты. Мы сдвинули фужеры с общим, как выдох, счастливым:
— Ура! С Новым годом!
Февраль 2008 г.
