– Старая песня. Вчера эти слова были еще уместны. Неужели ты не чувствуешь, что все переменилось за минувшую ночь? – Павел подошел и взял ее руку. – Ты зависла много лет назад. Задержала дыхание. А ты попробуй пожить. Тебе это понравится. Тебе уже сейчас нравится. Имей совесть это признать!
Марина внимательно взглянула в его смеющиеся глаза. Она хотела ответить что-то наподобие «вот тебе легко говорить», но прикусила язык. Он прав. Ей нравится. Ощущение тонкого полотна платья, метущего по голым коленкам, вкус холодной кокосовой воды, оранжевый сок душистого манго, текущий по подбородку. Хмель рома. Грохот поезда. Перечная острота сушеного тамаринда с пряностями. Но все же, все же…
– Зачем я тебе? Ты ведь все знаешь теперь. Мы не проживем до старости и не умрем в один день. Я буду разваливаться на глазах, и притом довольно скоро.
– Думаешь, я дурень и ничего не понимаю? Но ты мне нужна. Более того, мы не знаем грядущего, так что на твоем месте я бы не слишком уповал на такой исход. Однажды я решил, что стану отцом. И стал. Было трудно, но я справился. И сейчас я уверен тоже. Потому что как только я увидел тебя, то сразу понял, что ты – та самая. Единственная. Я тебя узнал, и я тебя ждал. Когда такие признания слышишь от других, возникает сомнение в адекватности говорящего, я знаю. Мужчины ведь так не говорят… Но правда в том, что все люди разные и признаются в любви по-своему. И что делать, если я так чувствую? Ты приехала – и все встало на свои места, приобрело смысл, цельность, правильность. Курортного романа с тобой мне будет недостаточно. Быть с тобой парой, семьей – вот что нужно. Мы будем жить, где захочешь, и делать, что пожелаешь. Нам хватит и денег, и сил. Обещаю.
– Давай отложим этот разговор, – мягко попросила Марина.
Но Павел вдруг проявил недюжинное упрямство:
– Нет, не отложим. Сегодня на закате я буду ждать тебя на пляже, на самом краю, у камней. Приходи, только если согласна стать моей женой. Или не приходи вовсе.
После этих слов Павел накрыл ее губы неутолимым ищущим поцелуем. Вся страсть, которой он пока не давал выхода, влилась в этот поцелуй и разогнала сладкий яд по артериям Марининого тела.
Павел отстранился и еще раз окинул ее взглядом, сел в машину и тут же уехал. А Марина поднялась к себе и села на постель, обеими руками держа голову. Как будто это могло навести порядок в ее мятущихся мыслях.
В два пополудни она проснулась, первым делом вспомнив, что должна решить. До заката оставалось немногим более четырех часов. Марина хотела видеть Павла, непременно, безотлагательно. Любовное похмелье. Странно думать, что он совсем близко, в спортзале на соседней улице, но она не имеет права прийти к нему – потому что не приняла решения.
Она пообедала с Аллой: та вечером улетала.
– Чемоданы собраны, корзинка с фруктами упакована, – отрапортовала дама. – Пора домой. Я соскучилась по нашей зиме. Созванивалась с Игорьком – у них уже снег лег.
Марина прислушалась к себе. От одной мысли о возвращении восвояси ее продрал озноб.
Ни с одной живой душой она не обсудила предложение Павла. Последняя подруга перестала считаться таковой, когда через две недели после похорон мамы Оли встретилась с Мариной в кафе и стала жаловаться:
– Представь, нас трое, да еще его мамаша в соседней комнате. Хозяйка опять плату подняла. Чертов квартирный вопрос. Тебе хорошо – одна и в собственной квартире…
Объяснять, что не так в этом заявлении, Марина не стала. Так что теперь ей не с кем было посоветоваться. Некому было ахать и увещевать, спрашивать, не брачный ли аферист этот ее Павел и зачем ей все это нужно. Марина хотела поделиться происходящим с Аллой, но та уже отсутствовала, мысленно улетая в Россию.
Они расцеловались на прощание и обменялись адресами. Глядя вслед удивительной лучезарной женщине, Марина размышляла о том, что судьба выделила ей всего четыре года на счастье. И все-таки Алла являла собой олицетворение благодарности.
Еще час Марина просидела в кафе, раздумывая, как причудливо все устроено. Как запутано, связано одно с другим. И всего замысла целиком никак не увидеть. Если бы знать, для чего это все. Для чего она заговорила на пляже с Аллой. Для чего познакомилась с Чоном, его сестренкой и госпожой Рунг. В конце концов, для чего выплыла вчера из рипа, уцелела, не умерла…
Марина вышла из кафе и в темной неприметной лавочке по соседству купила несколько кусков резного мыла. Сама она пользовалась гелем для душа, а сувениры везти ей некому, но уж больно старался мальчонка, сидящий на высоком стуле с резаком в руках. В лавке едко пахло мыльной пылью, а перед мальчиком высилась стопка фабричных брикетов «Палмолив», которые он превращал в цветы орхидеи. Он просиял, сказал «спасибо, мадам» и сунул купюры в карман джинсов.
Конечно, она не могла знать, что мальчика зовут Тавон и что на покупку вожделенного мопеда, присмотренного в обшарпанном магазинчике у подножия холма, ему не хватало именно этой суммы. Если не отберет тетя Си. Но тетка была занята в глубине лавки и ничего не заметила.
Марина вышла на яркий безудержный свет и почти сразу забыла мальчика. А он еще несколько дней помнил ее.
После полуденной апатии пляж возвращался к жизни. Но сегодня море мало интересовало девушку. Она окликнула Чона.
Ей не давал покоя давешний разговор Павла и бирманки-прорицательницы. Ведь они обсуждали ее, следовательно, она имела право знать. Может быть, беседа ничего не значила. Но ей так не казалось. И Чон ей требовался в качестве переводчика. Вместе они дошли до щели между домами, в которую вчера вечером протискивался Павел.
Старуха Бутракхам сидела под невысокой узловатой кассией[14], вытянув ноги. Возле нее вышагивал потрепанный петух и клевал пыль. На плоском камне перед нею лежал разнородный мусор из ее кожаного мешочка. Косточка тамаринда, белая пуговка от давнишней рубашки Павла, в которой он некогда пересек границу королевства. Здесь были кольца, заколки, шурупы, резиновый мячик-попрыгун, серьга с зеленой бусиной, которую Сенка Златович потеряла во время купания, и монета в пятьдесят сатангов, оброненная Куртом Миттельбаумом в грязную уличную жижу, и ключик, которым Лея в детстве запирала розовую шкатулку с секретиками. Посторонним это, конечно, было неизвестно. Бирманка перекладывала вещицы то так, то эдак, шепча над ними что-то на своем родном языке. При появлении гостей она сощурилась.
Чон почтительно поклонился, Марина тоже.
Бутракхам заговорила первая:
– Это ты, долгожданная морская женщина.
– Я хотела узнать у вас кое-что. Можно?
– Можно, почему же нельзя. Кто не спрашивает, тот не получает ответов. Он спросил тебя, станешь ли ты его женой?
