— Гордыню? Ты просто великодушно спасаешь меня? Все-таки решаешься протянуть руку, вопреки своим истинным чувствам, вопреки своему желанию. Ты не хочешь получить еще один комплекс — вины за то, что я оказался слаб. Пожизненная вина, которая не даст тебе начать новую жизнь. Ты ведь уже жила этой новой жизнью, а я снова появился на горизонте. Я правильно понял? — Щеголев не знал, радоваться ему или снова впадать в то безнадежное состояние, которое полностью уничтожало его. — Нет, только не жалость.
Я думал, что приму все, лишь бы все стало, как прежде. Но… Ты никогда не простишь себе того, что позвонила, что остановила меня…
— Все-таки остановила, значит, я все сделала правильно.
— Черта с два!
— Смерть не решает проблемы, она порождает новые. Понимаешь?
— Да, — Щеголев чувствовал себя опустошенным, вывернутым на изнанку.
— Мы встретимся как-нибудь и поговорим не по телефону.
— Как-нибудь, — повторил он, как заклинание. — Ничего определенного, но уже что-то.
— Тогда, я спокойно кладу трубку. До встречи.
— До встречи.
Юлия нажала кнопку, закрыла глаза. Она пыталась снова быть той молодой, по уши влюбленной в Щего-лева девушкой, которая восхищенно наблюдала за ним со стороны, а потом смогла привлечь его внимание и создать с ним семью. Она совершила еще одно путешествие в незабываемые дни их совместной жизни: свадьба, рождение Наташи, защита диссертаций, выпускной дочери, назначение Щеголева на должность директора института, сватовство Севы, свадьба Наташи, рождение Андрюши. Пожалуй, это основные, а сколько их было на самом деле? Достаточно для короткого века, отмеренного человеку. Юлии стало горько от сознания того, что все это в прошлом. Оно теперь кажется таким прекрасным. Забылись бесконечные бессонные ночи у постели болезненной дочки, извечное недовольство Льва, конфликты с его родителями, проблемы на работе. Все это казалось не таким уж мрачным — просто череда жизненных обстоятельств, переход цвета от белого к черному, полосы, полосы. Сколько их было? Сколько будет? Щеголева зашла на кухню и достала из шкафчика банку с кофе. Рука потянулась к кнопке электрического чайника. Сейчас она заварит себе этот любимый Щеголевым напиток и словно несколько минут побудет на его месте. Она постарается ощутить удовольствие, которое испытывал он, осторожно отпивая обжигающий напиток. Юлия усмехнулась, подумав, как бы он удивился, застав ее за таким занятием. Пожалуй, это хорошо, что они еще могут удивлять друг друга. Это значит, что все возможно.
Пусть пройдет немного времени. Ко всему нужно привыкнуть, отбросить эмоции и ощутить себя такой же спокойной, уравновешенной, как песочные часы. Что бы ни происходило, песок в них сыплется с определенной скоростью, отсчитывая минуты, складывая их в месяцы, годы. Юлия добавила в чашку сахар — кофе должен быть обжигающим и сладким. Кажется, ей начинает нравиться этот непривычный вкус. Замечательно, может быть, настанет время, когда они будут вместе смотреть ночной канал, не в состоянии заснуть после чашки крепкого кофе — бессонница, которая будет делать их ближе, роднее.
Надя поняла, что в отношениях между Юлией и Рогозиным ровным счетом ничего не происходит. Щеголева уже несколько дней как вернулась с горнолыжного курорта, но ни словом не обмолвилась о том, что общалась с Дмитрием. Она отмахивалась от вопросов подруги, как от назойливого комара.
— Отстань, Надюша, — миролюбиво отвечала Юлия. — Прекрати устраивать мою личную жизнь. Я сама разберусь, какой курс выбрать. Пожалуйста, не суетись, потому что никто, кроме меня, не знает, что для меня лучше. К тому же твой протеже пропал. Слава богу, пропал. Это было минутным затмением. Как ты не можешь понять?
Щеголевой было не до Дмитрия. События в ее жизни разворачивались по совершенно не запланированному сценарию: сначала Наташа и сообщение о планируемом отъезде, потом Лев и ее желание немного приблизить его. Юля перестала загадывать что-либо даже на один день вперед. Но то, что о Рогозине она вспомнила лишь благодаря вопросам Нади, — факт. Дмитрий, его признание в любви, красивое поздравление с днем рождения и предложение выйти замуж — все это осталось далеко и казалось уже сыгранным актом пьесы, в которую она попала случайно. И то, что Рогозин, зная о дне ее приезда, не позвонил, подтверждало мысли Юлии, что для него все было приятной встряской, так необходимой творческой личности. Решил юноша немного пофантазировать, да и заигрался. Не заметил, что действие из области фантазий перенеслось в реальную жизнь. Полмесяца разлуки вернули все на свои места. Может быть, ему будет неловко при встрече? Пустяки, он доставил ей немало приятных минут, заставил поверить в то, что она действительно еще может вызывать глубокие чувства. Она позволила себе разграничить то, что было похоже на игру его воображения, и собственное восприятие происходящего. Конечно, она оказалась права — опытная женщина не могла ошибиться и принять восторженные признания молодого гения за чистую монету. Юлия и не ждала ничего другого. Она удивлялась тому, насколько Надя не могла успокоиться в своем желании подтолкнуть ее на далеко не платонические отношения с Рогозиным.
Юлия посмеивалась: знала бы Надя о ее последнем разговоре со Щеголевым — ее реакцию трудно было представить. Но об этом не обязательно было знать не только Наде, но и Наташе, родителям. Юлия интуитивно прятала от всех ту неразбериху, которая воцарилась у нее в душе. Она не могла понять, радоваться ей этому или попытаться поскорее избавиться. Одним словом, Щеголева находилась в состоянии, в котором для Рогозина места выделено не было. Юлия металась, едва заставляла себя сосредотачиваться над переводами, вечера проводила в кабинете Щеголева с чашкой кофе. Она поймала себя на мысли, что ждет от него звонка, но, по-видимому, он боялся форсировать события и выдерживал паузу. Оставалось ждать. Юлии понравилось состояние, в котором находилась ее измученная жизненными перипетиями душа. Что-то отдаленно напоминающее мытарства юности. Такие приятные, согревающие. Они совершенно лишают сил, изматывая и требуя полной отдачи, но отказываться от них добровольно не хочется. И главное — они не должны становиться достоянием даже самой близкой подруги.
А она находилась в недоумении, но задавать вопросы больше не решалась. После приезда с курорта Юлия стала более скрытной. Она позволила подруге быть рядом только в момент крайнего отчаяния, да и то не по собственной инициативе. Надя сама примчалась, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Сюрприз, преподнесенный Наташей, не вязался с тем состоянием покоя, которое Юлия пыталась обрести вот уже полгода. Надя не могла понять, что она сделала, сказала не так, что Щеголева перестала быть с ней откровенной. Она по-прежнему с удовольствием болтала с ней по телефону, была готова идти на очередную выставку местного художника, но что-то подсказывало Надежде: Юлия замкнулась. Сознание этого не давало Наде покоя.
