— Они вам угрожали? Пытались запугать, чтобы вы чего-то не печатали?
Джонатан пожал плечами и тут же сморщился от боли, причиненной неосторожным движением.
— Мне кажется, да. Другие уже пытались так делать.
— Им это удалось?
Джонатан сумел придать взгляду насмешливое выражение:
— А как вы думаете?
— Думаю, вы тогда поступили так же глупо, как и сейчас. И почему только мужчинам присуще необъяснимое желание доказать всем, что они ничего не боятся, что их нельзя ничем запугать?
— Но в данном случае все ясно. Я защищаю права свободной прессы.
— Уверена, это очень благородно с вашей стороны. Он вздохнул и закрыл глаза.
— Миллисент… Сейчас я не чувствую в себе достаточно сил и желания ссориться с вами.
Сердце Милли болезненно сжалось. Он выглядел таким усталым, таким непривычно ранимым с закрытыми глазами и опухшими от ударов тяжелых мужских кулаков лицом.
— О, Джонатан… — прошептала Миллисент и опустилась на стул напротив него. Ноги вдруг стали ватными, и она почувствовала, что ее всю колотит. Она безотчетно потянулась через стол и положила свою ладонь на его руку. — Я боюсь.
Джонатан открыл глаза и посмотрел на нее удивленно-испытывающим взглядом.
— Миллисент, неужели вы действительно беспокоились обо мне?
Милли поджала губы:
— Ваш сарказм ни к чему! Неужели вас удивляет, что женщина может просто напугаться, увидев несколько разбойников, напавших на человека?
— Не было никакого сарказма! Я просто несколько озадачен. И, пожалуйста… Мне кажется, вы бы так не испугались, если бы на моем месте был другой. Так?
Милли почувствовала горячий ком в горле. Она отвернулась и попыталась отдернуть руку, но Джонатан, сжав пальцы, не отпустил ее.
— Скажите мне правду: вы боитесь за меня?
— Конечно, за вас! Любая женщина чувствовала бы то же самое, имей она хоть чуточку милосердия.
— Я говорю не о милосердии. Я говорю о вашем беспокойстве, о том, что вы испугались…
Она знала, что должна солгать или, по крайней мере, постараться этого не касаться, но ее язык почему-то не поворачивался сказать неправду.
— Да, — наконец ответила она каким-то испуганным голосом. — Да! Да! Я забочусь именно о вас. Я боюсь именно за вас!
Она умоляюще посмотрела на него:
— Джонатан, пожалуйста, будьте осторожнее! Вы не должны подвергать себя опасности.
— Когда вы смотрите на меня, как сейчас, я не чувствую никакой боли, никаких ран. — Он криво улыбнулся, и его палец погладил ладонь Милли.
— Не глупите… — на одном дыхании проговорила она и попыталась убрать руку, но он не отпустил ее.
— Нет, не уходите от меня еще раз! Не сейчас. Я… — Он остановился и отвел взгляд в сторону. Затем он заговорил быстро, тихим голосом. — Понимаете, вы мне нужны, именно сейчас нужны…
Милли с минуту просто неподвижно сидела, словно пораженная громом. Она совершенно не ожидала услышать от Джонатана такое признание. Она не могла говорить от переполнявших ее эмоций, а только крепче прижала ладонь к руке Джонатана. Он положил голову на их сплетенные руки, прижав лоб к ее прохладной коже.
— Ты такая холодная… Так хорошо… — бормотал он. — Ах, Милли, иногда я спрашиваю самого себя: может, я сумасшедший, что делаю все это — пишу то, что думаю. Было бы легче все оставить…
Миллисент захотелось погладить его светлые мягкие волосы, положить руку ему на лоб, прошептать ласковые успокаивающие слова. Ее сердце тревожно билось от сладостно-печальной боли.
— Не могу представить, что вы сидите спокойно и ни во что не вмешиваетесь. А вы можете?
Джонатан взглянул на нее. Миллисент улыбалась как-то покорно и любяще. Улыбка тронула его вспухшие губы, но боль моментально прогнала ее.
— Нет, — согласился он, — не могу.
Он вздохнул, потом в последний раз проведя подушечкой большого пальца по ее ладони, выпустил руку Милли. — Мне лучше пойти домой. Чем дольше я здесь просижу, тем труднее будет уйти. — Он начал подниматься, издав слабый стон. — Кажется, я в порядке. Мышцы вновь крепки и сильны.
Миллисент посмотрела на его опухшие и теперь уже синеющее лицо. Она почувствовала, как напряглись ее собственные мышцы.
— Могу я помочь вам дойти до дома?
Он бросил на нее быстрый взгляд:
— В самом деле? — На его лице появилось что-то похожее на слабую улыбку. — Не стану возражать.
Джонатан обошел стол, держась за его край, и Миллисент поднялась ему навстречу. Она положила руку на его талию, а он обнял ее за плечо. Он не навалился всей своей тяжестью, не повис на ее плече, как в первый раз, когда, избитый, едва смог подняться на ноги после нападения. Теперь он шел сам, просто прижимая ее к себе. Удивительно, но Милли чувствовала, что ей как-то особенно хорошо и уютно рядом с ним, хотя, казалось бы, именно он должен был искать уюта и комфорта. Она искоса посмотрела на него и мысленно спросила: испытывает ли Джонатан такое же чувство от ее близости?
Они прошли в коридор, а оттуда — на крыльцо. Потом медленно двинулись через сад к дому Джонатана. Ночной воздух был таким душным и жарким, таким тяжелым и густым, что было трудно дышать. С жужжанием летали ночные насекомые. Откуда-то издалека доносилось кваканье лягушек в пруду, и эти звуки казались мирными и домашними. Не верилось, что в такую ночь на одного могут напасть трое, и какая разница, из-за чего.
Инстинктивно Милли крепче прижалась к Джонатану.
— Вы хотя бы пообещаете мне быть в будущем осторожнее?
— Обещаю. В сущности, я всегда осторожен, только сегодня совершил ошибку: просто прогуливался во дворе, глядя на луну и размышляя. И так увлекся, что совершенно не смотрел по сторонам. Они налетели еще до того, как я успел их заметить. Теперь я буду более бдительным, уверяю вас. Не очень-то приятно испытать такое.
— Хорошо. — Они дошли до крыльца его дома и медленно поднялись по ступенькам.
Милли без особого желания отпустила Джонатана и отступила назад.
— Ну… — Она, не зная, что делать, заложила руки за спину. — Здесь я вас оставлю. Если вы уверены, что дальше справитесь сами.
— Да, я в порядке. Или буду через несколько дней.
— Хорошо, — снова повторила она и сделала еще шаг назад. — Тогда все. Я… возможно, я загляну завтра проведать вас.
— Буду рад.
Они минуту, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу. Джонатан положил руку ей на плечо. Потом, не говоря ни слова, притянул к себе и нежно обнял за талию. Миллисент со вздохом расслабилась в его объятии, сама потянулась к нему, обвила руками его талию и опустила голову ему на грудь. Милли могла слышать удары сердца Джонатана, ощущать тепло и силу его тела. Ей было так хорошо и спокойно, что она отбросила все мысли, все сомнения и страхи, и на какое-то мгновение просто утонула в своих ощущениях. Внезапно Милли остро почувствовала голод, но не физический, а душевный. Любовный голод ее души, он длился многие годы, но был скрыт глубоко внутри; она старалась не замечать его, прятала от всех и от самой себя. Сегодня он, словно бурный горный поток, с кипением и страстью рвался из глубин. В объятиях Джонатана она нашла удовлетворение и спокойствие. Ей не хотелось уходить.
