Но во всем остальном клуб выглядел так же, как»и в тот день, когда отец привел его сюда, чтобы выпить
По коктейлю в связи с днем рождения Оливера: ему исполнился двадцать один год. Он хорошо помнил тот день. Это был один из немногих случаев, когда они с отцом просто сидели и разговаривали друг с другом. Оливер не особенно помнил, о чем они говорили: Эдвард, кажется, спрашивал сына, как идут его занятия, Оливер с энтузиазмом, видимо, делился планами по поводу окончания университета — в общем, ничего примечательного. Они просто немного поболтали, как отец и сын.
Все выглядело, как и в тот день. Те же стены, отделанные панелями из богатого темного дуба, тот же легкий звон хорошего серебра и фарфора, который слышался издалека. По-прежнему атмосфера величия царила над столами, за которыми влиятельные граждане Сиэтла обсуждали политические и экономические проблемы Тихоокеанского побережья.
У Оливера судорожно сжался желудок, когда он проходил мимо стола, за которым они тогда с отцом сидели. Если бы Оливер предвидел будущее, что бы он мог сказать своему отцу? В его голове рождались страстные и гневные слова.
«Ты сукин сын, ты не можешь так поступить с нами. Не можешь просто уйти и оставить нас, подлец. Ты подумал о девочках? Они же будут в отчаянии. Теперь, когда нет мамы, ты — это все, что у них осталось. И у тебя есть двое маленьких сыновей, которые нуждаются в тебе. Натан и Ричард еще совсем малыши, им нужен отец. Черт возьми, в конце концов, ты нужен мне. Разве все мы ничего не значим для тебя? Разве тебя не волнует твоя семья, черт побери?»
Оливер подавил в себе безумный гнев и боль. Если бы он мог сейчас перенестись в тот день, когда сидел здесь с отцом, он бы не стал умолять его. Рука Оливера сжалась в кулак. «Я бы не стал умолять», — заверил он самого себя. Он бы не пожертвовал своей гордостью, чтобы постараться убедить Эдварда выполнить свой долг перед семьей.
Но в глубине души Оливер знал, что, будь хоть малейшая возможность уговорить отца остаться, он ради семьи встал бы даже на колени. Теперь, шестнадцать лет спустя, Рейн наконец посмотрел правде в глаза. Он никогда в своей жизни никого и ни о чем не просил. Но если бы он мог сейчас вернуться в тот день своего совершеннолетия, то постарался бы разорвать свою гордость в клочья и попытался бы остановить отца.
«Я сделал, как мне казалось, все возможное. Но часто я не был уверен в том, как мне следует поступить. Ты был им нужен, папа. Ты был их отцом. А ты оставил нас, как будто мы совсем ничего для тебя не значили».
Оливер боролся со слабостью, которая еще жила внутри него. Он старался усилием воли справиться с ней, но знал, что это чувство никогда не исчезнет. Ему придется с ним жить до конца своих дней.
— Мистер Рейн? — На пути Оливера возник метрдотель.
— Да.
— Мистер Шор ждет вас. Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.
Пол Шор выбрал место около окна. Человек старой закалки, он сидел лицом к залу и спиной к стене. На столике перед ним стоял наполовину пустой бокал с мартини. Он резко кивнул головой, приветствуя Оливера, но руки ему не протянул.
— Принести вам что-нибудь из бара, мистер Рейн? — спросил официант.
Оливер взглянул на мартини Шора.
— Нет.
Что-то промелькнуло в глазах Шора, когда официант, передав им меню, отошел.
— Ну что, Рейн, много времени прошло.
— Правда? — Оливер не прикоснулся к меню.
— Похоже, разговор будет нелегким, не так ли? — Шор пригубил мартини, как будто набираясь сил.
Оливер рассматривал своего собеседника, оценивая теперь при свете дня то впечатление, которое он составил о нем в пятницу вечером. Никакого сомнения. Шор выглядел намного старше, чем в тот день, когда Оливер пришел к нему, чтобы выплатить долг.
И это был не только результат прошедших лет. На лице Шора отпечаталась усталость. И осторожность. Но за всем этим, как показалось Оливеру, читалась молчаливая просьба о перемирии.
Намек на не произнесенный вслух призыв — это все, что требовалось Оливеру. Это был сигнал о слабости, которую он сможет использовать в своих интересах.
— Нет смысла тратить время на воспоминания о прошлом, — сказал Оливер.
— Ты так думаешь? Когда тебе будет столько лет, сколько мне, Рейн, ты обнаружишь, что проводишь уйму времени в воспоминаниях о прошлом. Ты оглядываешься назад и спрашиваешь себя, что бы ты сделал по-другому, если бы у тебя была такая возможность.
— Не стоит рассказывать мне, что ты сожалеешь.
— Мы все о чем-то сожалеем. Через тридцать лет ты поймешь, о чем я говорю. Оливер посмотрел на него.
— Буду иметь это в виду.
— Пожалуйста. — Шор сделал еще глоток мартини и отодвинул бокал на край стола. — Почему ты согласился встретиться со мной сегодня?
— Ты знаешь ответ на этот вопрос.
— Карсон и Вэлери?
— Да.
— Я понимаю, что их намерение пожениться должно было стать для тебя шоком, — сказал Пол. — Во всяком случае, для меня это было так. — Его взгляд заострился. — Но я хочу, чтобы ты знал кое-что.
— Что?
— Карсон замечательный молодой мужчина. Я горжусь своим сыном. — Шор почесал переносицу. — Раньше я думал, что у него слабый характер.
— Вот как?
— Я был в ярости, когда узнал, что он выбрал свой мир — науки. Мне было тяжело осознать, что он не рожден для бизнеса. Но он не слаб, собственно говоря, последнее время мне даже начало казаться, что Карсон сильнее, чем я когда-то был.
— Интересная оценка, — заметил Оливер. Шор прищурился.
— Я пытаюсь дать тебе понять, что Карсон не похож на меня. Или на тебя, если уж на то пошло.
— Что это значит?
— Это значит, что я не хочу, чтобы твое суждение о нем было искаженным из-за твоей старой ненависти ко мне, черт возьми!
Оливер почувствовал холодное удовлетворение. Шор был более уязвим, чем он мог себе представить. Скорее даже он был в отчаянии. Казалось, этот пожилой человек может потерять контроль над собой. Не было нужды продолжать играть в кошки-мышки. Пришло время нанести удар.
— Я думаю, нам действительно нужно поговорить о твоем сыне, — очень тихо произнес Оливер.
В глазах Шара отразились облегчение и надежда.
— Я надеюсь, ты дашь ему справедливый шанс. Он добьется больших успехов в своей области. И у него очень глубокое чувство к Вэлери. Она будет хороша для него. Моя жена, например, считает, что они созданы друг для друга. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив, Рейн.
— Вот как? Шор нахмурился.
— Я полагаю, ты пришел сюда сегодня, потому что хочешь того же для своей сестры. Пора нам с тобой пойти на мировую.
— Ты не правильно меня понял, Шор, — возразил Оливер. — Когда я сказал, что нам нужно поговорить о твоем сыне, я имел в виду второго сына, Хэммонда.
