Пэт в отчаянии замотала головой. Боже! Все шло гораздо хуже, чем она могла себе предположить.
— Послушай, Тони, ну я действительно пока не знаю, как тебе все объяснить, чтобы ты все правильно понял.
Тони поднял руку в жесте, приказывающем ей замолчать.
— Только не мели мне всякий вздор про снимки, которые сделают из меня звезду, договорились? Я знаю, что ты уже решила, как тебе с ними поступить. Если эти снимки действительно получились на высоком уровне, то они сделают звезду, но не из меня, а из тебя, Пэт Паркер! И в этом вся разница, ты меня понимаешь?
Пэт пыталась не сорваться. Часть того, что он сейчас сказал, была сущей правдой. И похоже, что большая часть Если она напечатает его фотографии, то это будет хорошо для него и для нее. Ну и что из этого? Они были не просто любовниками, а еще и мастерами каждый в своем деле Если это так, а Пэт искренне желала, чтобы это было именно так, то он должен быть заинтересованным в ее успехе, а она в его. Искусство — это красота. И она не может навредить. Все пойдет только на пользу ей, Тони, Дику Латхаму, Эмме, журналу «Нью селебрити». И за это она была готова драться.
— А почему ты возражаешь? — перешла в наступление Пэт.
— Они были очень личными. Они были моими фотографиями, Пэт Паркер. И ты сделала их для меня. Ты помнишь это? Для меня, а не для всего мира.
— Да, я все это помню. Да, я сделала фотографии, и они по-прежнему твои. Я не буду прикасаться к ним, если ты будешь против. Я хотела бы, чтобы ты изменил свое решение. Я настаиваю на этом потому, что ты мне не безразличен. Я не хочу, чтобы ты наделал кучу ошибок. Твои фотографии начнут жизнь, как обычные снимки, но, когда их напечатают, они станут уже большим. У них может появиться своя собственная жизнь. Фотограф гораздо больше, чем простой фиксатор жизни. Только настоящий художник может увидеть и донести до людей красоту под тем углом, под каким он ее видит. И это право каждого художника. И он будет это делать, если он творец красоты. Он сможет открыть людям глаза. Совсем как я пытаюсь открыть их тебе, Тони. Совсем так же, как и ты, исполняя свою роль в пьесе «Трамвай Желание», стремишься донести до людей свое видение мира… Когда ты говорил, что публика тебя поймет, ты помнишь это? Так вот, она не тебя поймет, а то, что ты ей предлагаешь, во что зовешь поверить. Тони, ты показываешь им настоящее искусство. А я это же самое делаю не на сцене театра, а с твоим лицом и телом на фотобумаге. На фотографиях схвачен не только ты как объект. Снято и нечто большее, что уже превосходит твои рамки, ограниченные твоим телом и твоим эго. Снимки передают представление об идее, которую ты имеешь счастье представлять. Любой, кто взглянет на твои снимки, узнает тебя, почувствует тебя, полюбит, как родственника. Может быть, они взглянут на твои фотографии не в самый лучший день своей жизни, в трудную минуту… Тогда ты им дашь поддержку и на какое-то время сможешь им помочь… Вот о чем я тебе тут битый час толкую. Ты должен меня понять. Ты просто обязан мне поверить.
Пэт даже привстала и наклонилась к Тони, чтобы убедиться, что до него дошли ее пламенные слова. Но Пэт уже приняла решение. Вне зависимости от того, поймет ли ее Тони, поверил ли, она опубликует его снимки. Даже в том случае, если все для нее кончится полным крахом в личной жизни.
Тони сидел с озадаченным лицом. Он внимательно выслушал ее речь, и, надо отметить, она произвела на него определенное впечатление. Но все же не настолько, чтобы он переменил свое решение.
— Хотелось бы, чтобы это было так. Но, по-моему, мир еще не готов восхищаться обнаженным мужским телом. Не знаю, готов ли я сам к такому повороту событий, искусство ли это или еще что. Мне это напоминает фототворения Мэплторпа. Когда люди смотрели на его фотографии, они сильно сомневались в том, искусство ли то, что они видят.
Пэт вздрогнула при упоминании имени Мэплторпа.
— Послушай, я знала Роберта, он был моим другом, и мы любили друг друга. Пока он еще был жив, он был одним из нескольких подлинных художников-фотографов, которые есть в этом мире. Сейчас он мертв и богема собирается сотворить из него героя. У Роберта была четкая грань между его искусством и порнографией. Он твердо знал, что искусство фотографии обнаженного тела и порнография вовсе не одно и то же. Он делал и ее. Я часто слышала, как он сам признавался в том, что делал порнографические снимки. Но к тебе это не имеет никакого отношения. Твои снимки чисты потому что твой мозг, твой характер еще не затуманены пороками этого дрянного мира. Все это так трудно выразить словами… так сложно, возможно, из-за твоей нравственной чистоты я тебя и люблю.
Пэт рыдала. Она проливала слезы по своему умершему другу, по своей новой любви, по искусству, которому она просто обязана дать жизнь в «Нью селебрити».
— Ты больше похожа на меня, чем я думал, — ошеломленно произнес Тони и устремился к Пэт…
В серебряном сиянии ночного океана ярко сверкали холодные огни яхты, рассекающей его фосфоресцирующие воды. Палубы корабля едва слышно вибрировали в такт двигателю, но это было единственным свидетельством стремительного бега корабля. Стодвадцатифутовая яхта держала курс к некой точке океана, приближаясь к ней со скоростью почти сорок миль в час. На прогулочной палубе был накрыт стол. Гости услаждали себя напитками и видом ночного океана. Скатерть из чистого льна была уставлена хрустальными бокалами восемнадцатого века. Вино плескалось в серебряных кавказских кувшинах. Атмосфера скорее напоминала ужин где-нибудь в Букингемском дворце, чем посреди океана на современной яхте. Как бы там ни было, яхта держала курс к одной ей ведомой цели. А компания чувствовала себя отменно. Все было прекрасно. Тони Валентино решил удивить собравшихся тем, что выступил в образе Стэнли Ковальски. Согласно сценическому образу, Тони был полуобнажен, в одних брюках. Но никого это не шокировало, и никто не возражал. Если человек хочет что-либо делать, то пусть, молчаливо согласились все присутствующие. Никто не возражал против своеобразного вечернего костюма Тони еще и потому, что в Малибу считалось неприличным чересчур отягощать свое тело излишней одеждой.
— Ну так как? Готов к погружению в пещеры Санта-Круз? — снова вопросил Дик Латхам своего молодого соперника.
Сам Дик был одет в темный морской пиджак и ярко-зеленые брюки, высокие, тщательно начищенные ботинки на босу ногу. В руке у него был бокал с пенящимся шампанским.
— А вы готовы?
— И не сомневайся! Эти пещеры находятся на порядочной глубине. Нам придется нырнуть на шестьдесят футов, может, и еще глубже. И соблюдать все меры предосторожности. Я бы заказал еще идекомпрессионную камеру, но, пока ее сюда доставят и смонтируют, пройдет около двух месяцев, — невозмутимо продолжал развивать свою мысль Дик Латхам, поглядывая на Тони..
