— Все ясно! — сообразила и я. — У них в меню цены за сто граммов, а не за порцию! Мы с папой один раз в Кисловодске так же попали. Съели по целому цыпленку-табака!
— Дай сумку, — тихо выговорила Римка. — Аветику позвоню…
— Никакому не Аветику! — прикрикнула Людасик. — Сейчас сложимся и заплатим. Подумаешь, проблема!
На свет были извлечены и выпотрошены три наших кошелька и Людкин целлофановый кулечек с классными деньгами на питание.
Не хватило восьми рублей.
— Останемся вам должны. Занесем завтра, — сухо проинфомировала Людка официанта. — Вы во сколько открываетесь?
Ответом нам был красноречивый взгляд с понимающей ухмылкой. Мальчик великодушно махнул рукой:
— Ладно уж… Все-таки женский день… — и, не договорив, устремился к другому столику.
На улице царили холод и мрак, словно весна и не думала наступать. Мы замерзли мгновенно, будто вышли в метель.
— Как добираться будем? Пешком? — спросила Римка никаким голосом. — На троллейбусе не за что ехать.
Мы с надеждой пошарили в карманах.
Людасик вдруг остановилась, оглядела нас и прошипела:
— Ну-ка, подтянулись, дамы! Сегодня Восьмое марта или нет?! Мы с вами — три грации или нет?!
— Оп-па! — закричала я, жестом фокусника извлекая из кармана стольник и размахивая смятой купюрой перед ними. — Я требую продолжения банкета! Ибо таково желание моей любимой левой ноги!
И оказалось, что совсем рядом открыт малюсенький, размером с подъезд, кафетерий. И оказалось еще, что растворимый кофе «Якобс» с одним пирожным на всех ничуть не хуже ресторанных яств. И что обсуждать мировые проблемы можно и без музыки, взгромоздившись на круглые высоченные табуреты у стойки.
— Посмотрите! — вдруг ткнула Римка пальцем в блестящий бок самовара. Там отражались наши красные щеки, растрепанные волосы и кургузые силуэты в расстегнутых куртках. — Три драные кошки!
И мы захохотали как сумасшедшие.
Вещи в его квартире объявили мне забастовку.
Это были не его, а мои вещи — я пришла тихо собрать их, позвонив и убедившись, что Валерия нет дома.
На поиски и сборы ушло девятнадцать минут.
Видит Бог, я не хотела задерживаться — просто еле-еле разыскала все свое барахлишко. Что-то валялось под диваном, что-то — в кухне, почему-то за буфетом, а кое-что — посреди ванной!
Быть может, он в ярости топтал мои вещи ногами?
А может быть, наоборот, нарочно рассовал все по углам, чтобы я подольше задержалась и мы все-таки встретились бы? И он уже в подъезде, уже поднимается по лестнице?!
При этой мысли сердце заколотилось, и стало жарко. Я присела на стул в передней, обратившись в слух. Может быть, сейчас на лестнице послышатся знакомые шаги… По-обычному беспечно тренькнет звонок… А может, ничего не было? И мне все это приснилось?
В комнате тренькнул телефон.
Сердце упало в пятки и заколотилось там.
Кое-как совладав с ним, я добралась до трубки и сняла ее.
Но говорить в нее не осталось сил. Я просто прижала ее к уху и стояла так, дожидаясь неизвестно чего.
— Але, — недовольно сказали в трубке.
Голос был мужской. Не Валерия. Или все-таки Валерия? В ушах шумело.
— Это хто?
…Определенно не Валерия. Кажется, мне полегчало.
— Марина, — наконец выговорила я.
— Какая Марина? — удивились на том конце.
Так искренне удивиться мог только близкий человек.
ТОЛЯН!
— А Валерка где ж? — спросил Толян.
— Не… знаю. Я здесь теперь не живу. Я на минутку.
Зачем я объяснялась ему? Да еще таким противным тоненьким голоском?!
— А-а… — сказал он.
А я опять ждала. Чего, спрашивается? Как будто от этого чужого голоса в трубке зависело что-то в моей судьбе! Как будто он должен был сейчас огласить мой приговор!
— Бывает, — сказал он.
Как будто огласил помилование. Добрый прокурор. Почему мы С ВАЛЕРИЕМ никогда не сходили к нему?!
— До свидания. Спасибо вам, — брякнула я. И добавила: — Толик.
Толян не удивился.
— И тебе — всего. Не горюй.
Некоторое время я сидела молча. Сердце успокоилось. Все было предрешено. И Валерий не вернется, пока я здесь.
Я взвалила сумку с вещами на плечо.
И наконец настала пора сообразить, что лучшая часть моей жизни осталась позади. Пора понять, что уже отзвучали все обращенные ко мне признания в любви и что комплименты теперь следует трактовать как метафоры, а точнее, гиперболы. И что время уже мечтать не о новом купальнике и спортивном зале с тренажерами, а о путевке в кардиосанаторий.
Я спускалась по лестнице с трудом, переводя дыхание на площадках. Неужто какой-нибудь месяц назад я буквально взлетала по ней? Сумка тяжелела с каждым шагом. Чтобы дотащить ее от дома Валерия до дороги, пришлось отдыхать еще дважды. Мама, конечно, обязательно сказала бы: «И в этом ты вся! Ну почему было не попросить помочь, а специально дожидаться, пока он уйдет из дома! Не поговорить по-человечески! Не совать ключ под коврик!» Но как объяснить ей, что мы живем с ней в разных мирах? В моем мире даже лучшие друзья не в силах помочь женщине вернуть любимого мужчину. И ничего бы не изменилось, если бы, например, Римка приказала мне, как когда-то папа — отвергнутой Светлане: «Немедленно отправляйся к нему и там во всем разберись!» Да и умных, решительных и великодушных мужчин, внезапно появляющихся на пути в самый нужный момент, вокруг меня тоже как-то не заметно. И может быть, поэтому в свои сорок два я чувствую себя старше и… ну да, вот именно дряхлее, чем мама. Хотя к ней это слово никак не подходит.
Махать рукой на обочине пришлось минут десять. Наконец облупленный «жигуленок» сжалился надо мной. Какой показалась я водителю, парнишке лет двадцати? Из окна машины я впервые заметила, что все население города за последнее время резко помолодело. Повсюду на улицах сияли ясные глаза и блестящие зубы, не знакомые с пломбами. И когда это мода успела так круто измениться? Там и сям невозмутимо прогуливались девчонки с голыми животами, парни с сережками… Словно войско юных инопланетян в полном неземном снаряжении вступило в город!
«А все из-за тебя!» — с укоризной обратилась я мысленно неведомо к кому. Впрочем, почему неведомо? К тому, кто в очередной раз не распахнул дверцу, не подхватил мою сумку и не протянул руку, помогая выбраться из машины.
— Марина, у тебя же туфли разваливаются! — ужаснулась дома мама и распорядилась: — Покушай, отдохни и — срочно на толчок!
Бедная, она всегда трогательно верила, что с покупкой нового светильника наша жизнь озарится новым светом, а новые туфли обязательно протопчут дорожку к счастью! И подчиниться ей всегда было легче, чем переубедить.
