кустов, подошла чуть ближе к окну… Я инстинктивно оббежала взглядом ее фигуру с головы до пят: в карманах явно ничего не было, как и в руках; на ногах, при всей небрежности образа – ботильоны на привычном каблуке… Кажется, у Даши не было вообще ни единой пары обуви без каблуков…
Каблуки… Вот оно!
– Я действительно думала сбить Валеру, чтобы он тебе ничего не рассказал, – продолжала говорить она. – Но не тебя!
– Я знаю.
Слова сорвались с губ сами собой. Но я действительно это знала.
Человек, который гнался за мной в тоннеле, ступал мягко и бесшумно. Если бы это была Даша – я узнала бы ее походку по цокоту каблуков. В конце концов, она даже не додумалась приехать на стройку на левой машине! Так что вряд ли заморочилась бы над обувью… Тем более, что не могла знать заранее, что я тоже буду там.
– Знаешь? – переспросила она и на лице ее застыло какое-то странное выражение: молящее, ранимое, полное надежды… Она оказалась еще ближе, напряженно вцепилась пальцами в карниз, словно нищенка – за подол прохожего в поисках подаяния…
Она сделала мне столько дурного, но сердце мое внезапно заболело от того, как она на меня смотрела сейчас… как на единственный свет во тьме.
– Поняла… только что. Тот человек был не на каблуках. А ты никогда их не снимаешь.
С ее губ сорвался дрожащий, полный облегчения вздох. Она заглянула мне в глаза и сказала:
– Я должна все тебе рассказать. Не ради себя самой. Ради тебя…
– Так расскажи.
Она не стала медлить. Выпалила почти мгновенно:
– Валера тебе не изменял.
Я непонимающе уставилась на нее:
– Но Миша…
– …действительно его сын. Но между нами ничего не было… в привычном смысле.
– Объясни.
– Я не смогла затащить его в постель. Не помогло даже то, что я весь вечер его поила… Но едва мы дошли до номера – и он мгновенно отрубился.
– Но как тогда?..
Она горько, отрывисто рассмеялась.
– Я выдоила его вручную, как какую-нибудь корову… Знала, что если попытаюсь сделать что-то большее – он проснется… И даже в таком состоянии, знаешь, он повторял твое имя…
Картины, которые она рисовала, рождали во мне чувство тошноты. Но нужно было идти до конца.
– Зачем, Даша? – спросила, не скрывая ответной горечи и боли. – Зачем? Я ведь тебе верила. Я тебя любила, как сестру…
Она снова подалась ближе. Ее раскрытая ладонь легла на разделявшее нас стекло, словно отчаянно желая прикоснуться, ощутить ответное тепло…
– Потому что я изуродована изнутри, Злата. Изувечена привычкой получать все, что только пожелаю. И я желала его… Валеру. Желала годами… поэтому и дружила с тобой, чтобы быть поближе… так мне тогда казалось. Тогда… не теперь.
Все это не было для меня новостью. И все же душу разрывало, и это причиняло почти что физическую боль…
– Почему ты тогда скрывала Мишу, раз хотела разлучить нас с Валерой? – спросила сквозь ком в горле. – Это ведь был твой шанс…
– Потому что я поняла, что проиграла заранее. Я пришла к нему, когда забеременела… намекнула, что могу родить ему детей. Но он ясно дал понять, что это ничего не изменит. Что никогда и ни за что тебя не бросит…
– Ты могла сделать аборт…
– Я хотела мести. Знала о детстве Валеры… и хотела отомстить ему через сына. Чтобы он мучился, зная, что его ребенок прошел через то же самое… и даже хуже. Я щедро платила ей за это… воспитание.
– Мальчик не был ни в чем виноват…
– Я знаю. Виновата только я… моя нездоровая одержимость. Мое желание поквитаться за то, что не получила того, чего хотела…
– Почему тогда ты ждала столько лет? Почему сейчас?
Я никогда не думала, что увижу ее такой виноватой. Раскаивающейся… Разбитой.
– Потому что я ждала момента, чтобы нанести удар. Хотела сделать как можно больнее… вам обоим. И поняла, что момент настал, когда узнала о твоей беременности…
– Откуда?..
– Мы разговаривали с тобой по видеосвязи за несколько дней до дня рождения Валеры. И ты тогда вдруг резко изменилась в лице, вскочила и убежала… я слышала, как тебя тошнит. Мне все сразу стало ясно…
Я молчала, не зная, что еще сказать. Она открыто признавалась в том, что ненавидела меня годами, притворяясь подругой, а я не испытывала такой же ненависти в ответ. Только боль, охватившую, казалось, все тело.
Но неожиданная мысль заставила меня снова спросить:
– Не понимаю, как вы оба хотели провернуть все это… А если бы я простила ему?.. Я ведь увидела бы Мишины документы…
Она открыто посмотрела мне в глаза:
– Я предложила ему решить все тихо и мирно. Обещала сделать поддельные документы…
– Но не собиралась?
– Не собиралась. Надеялась, что ты его бросишь. А если нет… на этот случай мне и нужны были права на ребенка. Чтобы нанести решающий удар… открыть, что это я… твоя лучшая подруга и твой муж… этого ты не простила бы точно.
– И при всем этом ты продолжала передо мной притворяться…
– Это странно, но я… мне до последнего хотелось оставаться хорошей в твоих глазах…
Я покачала головой:
– И все же я не понимаю. Если тебе так нужен был Валера, зачем ты хотела его убить?..
– Затем, что в очередной раз убедилась, что он мне никогда не достанется. Ни при каких условиях. А еще потому… что поняла вдруг – он мне вовсе не нужен. Мне нужна ты.
Я непонимающе нахмурилась, но не успела ничего сказать, потому что она торопливо продолжила:
– Я нуждалась в твоей дружбе больше, чем когда-либо это осознавала. И только когда ты исчезла… уехала сюда, за город… и перестала мне звонить, я осознала, что до чертиков боюсь тебя потерять. Что у меня никого больше и нет…
Она жадно глотнула воздуха, снова заговорила…
