в твой долг, а? Но учти, его ты будешь отрабатывать уже после того, как пройдёт месяц.
Блин.
И сильный аргумент, но не настолько.
— Знаешь, я — трусиха, — вмиг огорчаюсь. Да, я на радостях не подумала о том, что нас могут увидеть знакомые Рихтера.
У него ведь жена есть! Что они обо мне подумают? У меня на лице написано, что он меня хорошенько обрабатывает ночью! И на груди видно, и на шее. И мне ведь старательно это замазывали.
— Виола, я представлю тебя, как свою ассистентку, — слышится спокойно над головой, и я поднимаю на него спасительный взгляд.
— Правда? — спрашиваю с какой-то надеждой. Так боюсь, что он надо мной шутит.
— Вылезай, — звучит настойчивее.
А у меня уже и выбора нет.
Радует одно — Рихтер сегодня добр ко мне. Заказал платье, которое привезла мне одна из его подчинённых. И парикмахера с визажистом пригласил… Ну, действительно, с такой замарашкой, как я, здесь появляться… Так себе. Портить его репутацию.
Дурочка ты, Виола, дурочка.
Теперь я всё же понимаю: моё призвание — драить полы.
Но я вылезаю из его спорткара и хватаюсь цепко в сумочку.
— Веди себя уверенней, — опять недовольно кидает в мою сторону глубоким тембром. — Помимо прямой спины, нужно ещё поработать над тем, как себя подавать. Хоть держишься ты отлично.
Похвалил! Вот же радость!
— И что мне делать надо? — обеспокоенно спрашиваю. Останавливаюсь и, пока никого рядом нет, уточняю. — Ты мне скажи, чтобы я не опозорила тебя.
Он оборачивается. Осматривает критичным взглядом. Оценивает.
Ух. Мурашки по коже.
— Во-первых, — кидает строго и бьёт меня по пальцам. — Перестань дёргать сумку. Выдаёшь свои неуверенность и страх. Во-вторых…
Вторую ладонь опускает мне на подбородок, поднимает его чуть вверх.
— Смотри на всех, как на равных. Забудь о том, что ты — регистраторша, или кто ты там из клиники, моя горничная и личный антидепрессант. Забудь.
Я смущаюсь от одного его только обращения ко мне. Вот так? Не шлюха, не подстилка, а антидепрессант? Отчего? От Оливии? Будней?
— Сейчас ты — моя ассистентка. С походкой и спиной у тебя всё отлично. Только во взгляде проблема. Ты боишься, и все это видят. Расслабься. Если надо, я помогу. За руку меня не бери только. А то вы, девушки, порой со страху и такое можете сделать.
А я вот помню… Леони его за руку держала, когда мы в доме Лины столкнулись…
— Далеко от меня не отходи, — опять даёт наставления и продолжает путь. — Здесь Вернер будет и твоя подруга.
Я тут же начинаю сиять, как лампочка. Вмиг зажигаюсь.
— Но помимо них будет и Кёлер с его помощником.
Всё хорошее настроение падает вниз. В пучину.
Сжимаю крепко ладони в кулаки.
— Хорошо, я поняла, — соглашаюсь с ним и иду следом. Собираюсь с мыслями, понимая, что лучше бы Алекс не говорил последнюю фразу.
Я опять начинаю нервничать и чувствовать себя плохо.
И теперь я иду не веселиться, а в бой…
Но, может, это шанс узнать правду, что мучила меня столько недель? Почему я подошла к Рихтеру, а не Каспару?
Ох, не знаю, но предчувствия у меня плохие…
Вечер проходит тяжело. Заинтересованные взгляды заставляют нервничать и постоянно ластиться к Рихтеру, который разговаривает чуть ли не со всеми.
Как он и просил, я не отхожу от него. Стараюсь не трогать. Хотя порой хочется.
Ищу в нём защиту. Поддержку.
И иногда он дает мне её. Касается пальцами, подает стакан шампанского, когда я нервничаю.
А один раз… Не знаю, произошло это случайно или нет, закрывает собой. Прислонив к колонне. На каких-то пару минут.
И этого мне хватает.
Возможно, я себя накручиваю, но если бы не Алекс… Не знаю. Наверное, не справилась.
И даже Каролина, моя подруга, с которой мы пересеклись, не так успокаивает меня. Наоборот, тут же начинает допрашивать.
Пришлось просить её дать мне немного времени, и что я ей всё расскажу. Поэтому весь оставшийся вечер я чувствую на себе ехидную улыбку подруги.
Блин! Ей рожать скоро, а она нет, чтобы к родам готовиться, по вечерам этим шастает.
Но она меня не напрягает.
Я всё время слежу за Кёлером и тем стариком, имя которого я не знаю. Именно он тогда сказал мне про Рихтера в бильярдном клубе, с которого всё и началось. Скорее всего, старик меня подставил.
И мне хочется поговорить с ним. Спросить, зачем он это сделал.
И когда у меня появляется возможность, несмотря на указ Алекса… Я направляюсь за ним.
Он идёт в туалет. На цыпочках бегу следом. Наплевав, что он мужской.
Мне везёт, и я перехватываю его до того, как он в него заходит.
Цепляюсь за рукав его пиджака и тяну на себя.
И он оборачивается. Смотрит на меня с вопросом, вздёрнув бровь. И глядит на меня так, будто…
Не узнаёт. Видит, словно впервые.
— Мэм?
Я непроизвольно начинаю злиться.
Он мне жизнь разрушил! Одним своим косяком! И не помнит меня!
Я толкаю этого хлипкого, высокомерного мужика на себя.
— Не помнишь меня, да? — начинаю злиться, даже не осматриваясь по сторонам. В коридоре темно, не так много света, поэтому не боюсь быть пойманной. — Я тебе напомню. Бильярдный клуб месяц назад. Я стояла с тобой рядом, и ты дал мне задание: отвлечь мужчину справа. Помнишь?
Едва заметное узнавание мелькает в его зелёных, блеклых глазах.
Что-то припоминает, и меня это радует. Так сильно, что я готова ударить его по лицу. Чтобы выплеснуть свои эмоции. Гнев. Ярость.
— Помню, — лукаво улыбается. — Тогда ты ещё вместо Каспара Рихтера на себя взяла, да… Припоминаю.
Я сжимаю кулаки и просто выпаливаю:
— Зачем?
Я надеюсь, что микрофон моего телефона справится и через неплотную ткань сумки. Если сейчас он скажет, что предал Кёлера и решил подшутить, я пойду к нему и отомщу этому старику. Лишу его работы, репутации.
Только бы хоть как-то отомстить.
— Как бы тебе сказать… — начинает насмешливо. — Я человек старый. Случа-а-айно… По глупости. Вот незадача. Перепутал лево и право. Но тебе-то что? Раз уж ты пришла под ручку с Александром Рихтером, твоя жизнь вполне удалась… Он бы, прежде чем тебя ассистенткой своей называть… избавился от твоих засосов на груди.
Он без проблем выдирает свой рукав из моих резко ослабших пальцев.
Без какого-либо труда.
А я не могу пошевелиться. Пусто смотрю в стену и не понимаю, когда перестаю дышать. Моргать.
Наверное, в тот момент, когда
