семейной жизни ты представлял?
– Не передергивай, все будет не так.
– Может быть, но ребенка ты мне решил уже сделать. Не спросив, хочу ли я этого! На всякий случай, чтобы не сбежала. А знаешь, может я к отчиму вернусь, он тоже предлагал мне роль архитектора и даже извинился.
– Что? Он связывался с тобой? Когда?
– Сегодня, встретил меня после работы, когда спешила за Тимуром. Ему его мама доложила. Какие все-таки заботливые мамы. Жаль, моя болеет. А знаешь, чем она более, Вова.
Я сквозь пелену ярости еле слышу ее слова. В голове уже план по убийству Павлова!
– Паркинсон, я помню. Но это тут при чем.
– А при том, Вов, что болезнь эта наследственная. А передается она по материнской линии. От матери к дочери. И ты думаешь, зная это, я обреку своего ребенка на смерть?
– Сейчас реально чувствую себя тупым. Как ты можешь избежать беременности?
– Противозачаточные. Я принимаю их с пятнадцати лет, с того самого момента, когда отчим первый раз попытался меня тронуть.
– Полина, – шагнул к ней, считая, что ее доводы чушь. Хотя теперь становится яснее ее «неопытность» в отношении секса и беременности. Она уже давно все знает. Знает, что от секса бывают дети, и успешно блокирует для себя такую возможность. – У тебя могут быть и мальчики. У нас могут.
– А ты готов рискнуть? Пожертвовать девочкой, чтобы попытаться родить мальчика?
– Ты впадешь в крайности, никем я жертвовать не собираюсь. Паркинсон не приговор. Например, ты, ты им не болеешь. Ты здоровая, красивая!
– Мне двадцать. Через десять лет это случится и со мной. И что? Ты готов носить для меня утку или тоже отправишь в реабилитационный центр?
– Полина, давай успокоимся и поговорим, малыш. Ты на взводе, я понимаю. Я затупил, не подумал, считай, был тобой ослеплен.
– Нет, знаешь, все правильно. Это даже хорошо, что все так случилось.
– Я вот сейчас не понял, – смотрю я на то, как Полина отходит. Я за ней.
– Мне больше ничего не угрожает, учеба у меня оплачена, а родить тебе желанного наследника я все равно не смогу. Поэтому…
– Хуйню не неси! – шагнул я к ней, но она покачала головой. – Сядь в машину. Поговорим там. Быстро!
– Нет, Вов. Думаю, ничего у нас с тобой не получится. Ты всегда будешь хотеть того, чего я дать неспособна. Прости.
Я не стал ждать и побежал за ней. Но она оказалась проворнее и быстрее. Слава попытался помочь. Мы рванули за ней по улице, когда я увидел метро, я реально испугался. Знал, что она сможет там скрыться, особенно в час пик. Так и случилось. Я потерял ее из вида уже на эскалаторе, а когда спустился к поездам, ни одного уже не было, а телефон Полины был заблокирован.
Так, надо успокоиться. Подумать и не пороть горячку. Иначе может стать все только хуже. Можно сколько угодно бежать за ураганом и не догнать его, а можно просто узнать, где он возникнет в следующий раз.
Именно по этой причине я звоню Кириллу Синицыну.
Он собирал информацию о Полине самый первый. И вместо того, чтобы прочитать подробности, я просмотрел самое главное для меня. Сейчас же важны именно детали. А он слишком дотошный, чтобы не заняться именно ими.
И нужно спешить, пока эта дуреха не укатила в закат. Она, конечно, потом одумается, но какие гарантии, что не вляпается во что-то похуже меня.
– Алло? Владимир Прохорович…
– Давай без «алло». Скинь мне досье Полины, которое ты собирал.
– Я не могу, я в баре сижу, да и самолет у меня через три-четыре часа. А досье на рабочем.
– Блять. Мне срочно нужно, – вот так, безапелляционно.
– Да я понял, понял. У меня все в голове. Что случилось-то?
– Сбежала, надо найти.
– Понял, вы можете заехать за мной. Я в спорт-баре.
Он назвал адрес, и я рванул туда. До дома было ближе, но туда я просто позвонил.
– Вова? – маму сейчас хотелось прибить. – Ты успел?
– Она не была беременна. Не приходила?
– Нет, нет ее. Только Тимур. А что случилось?
– Она решила, что я собираюсь ее запереть дома с будущим ребенком, сделать еще одну Ангелину.
– Я бы не сказала, что Ангелина часто дома сидела.
– А еще у ее у мамы наследственная болезнь, и она боится передать ее своему ребенку.
– Ох, – только и сказала мама, а меня это «ох» взбесило еще больше. Оно было почти безнадежным. Но мне плевать, если даже детей у нас совсем не будет. Главное, чтобы Полина вернулась. И тут мама меня удивляет. – Ты любишь эту девочку?
– Люблю, – тут без вариантов.
– Тогда стоит сказать ей об этом. И сказать, что для тебя главное она, а не ее матка. Понимаешь?
Да, ясно-понятно, что Паркинсон лишь одна из причин для побега, а на деле она просто обижена тем, как я с ней обходился, что не разговаривал и не обсудил самое главное. Наше будущее и то, кем я вижу ее в своей жизни. И да, я слукавил, ибо был уверен, что после того, как она залетит, причин работать больше не будет. Она просто будет греть мою постель и готовить свои божественные блинчики.
Теперь осталось во всем признаться ей, получить по башке и жить долго и счастливо.
До спортивного бара с громким названием «Фанат» мы добираемся за пол часа. Пробок все больше, и я уже понимаю, что количество машин на дорогах помешает нам найти Полину быстро. Но сначала надо понять, где искать ее в этот поздний час. Куда она могла пойти.
Я звоню Синицыну, и уже через пару минут он выходит. С дорожной сумкой. Садится в машину.
– Здорово, что даже такси заказывать не надо, – жмет он мне руку и кивает Славе, который стоит и ждет команды.
– Ты уезжаешь?
– Да, пока едем в аэропорт, будем думать, где найти твою Полину.
Я киваю Славе, и мы сливаемся с пробками.
– Я не понимаю, как можно запомнить все. Но давай, что помнишь?
– Да я все помню. Особенно то, что до своего отчима они с матерью долгое время жили в однушке в деревне далеко за МКАДом. Снимали квартирку у какой-то бабки. Надо имя вспомнить. Вроде Миронова.
– И почему Полина должна была поехать туда?
– Ну, во-первых, ей больше некуда. Клинику, где ее мать, ты проверишь, дом, где она жила еще совсем маленькой, продали, дом, где она жила с отчимом, она ненавидит. А в
