– Мне надо поспать, – объявляю для полной ясности.
Себе. И ему.
– Спи.
– А ты?
– Вызову клининг. И найду фирму, которая сможет сегодня же заменить стекла и зеркала.
– Хорошо, – соглашаюсь с таким раскладом, не поднимая век. Зевая, поворачиваюсь на бок и подминаю одеяло. – Если мама приедет, попроси, чтобы сварила мне кукурузную кашу.
– С молоком? Или банош? – тихо уточняет Даня.
– С молоком.
– Хорошо. Будет сделано.
И он не обманывает. Даже несмотря на то, что когда я ближе к вечеру просыпаюсь, мамы на даче все еще нет. Никого нет. Но в кухне порядок.
– Зеркала и стекла заменят утром, – сообщает Даня.
И ставит передо мной парующую тарелку.
– Ты сам, что ли? – теряюсь я.
– Да.
– Ничего себе, – со свистом вздыхаю. – Но как?
Ловлю его улыбку, и так хорошо на душе становится, буквально салюты взлетают.
– Да что тут готовить? Вскипятил молоко и засыпал крупу. Сложнее было бы, если бы ты захотела банош. И то… – последняя фраза с нажимом, но почему-то оборванная.
– И то? – повторяю с вопросительными интонациями.
– И то, уверен, что справился бы.
Смеюсь. Пока осторожно. Но все же позволяю себе эту эмоцию.
Даня улыбается шире.
– Ты со мной? Покушаешь? – приглашаю к себе.
– Можно, – соглашается он.
Едим молча. Еще витает какое-то напряжение. Но я бы не назвала его критическим. Отдохнувший и сытый мозг быстро включается в работу. Я понимаю, что решение проблемы, как и всегда, простое – окружить Даню любовью.
Едва справляемся с грязной посудой, скольжу руками вокруг его торса.
– Спасибо за заботу и вкусноту.
– Пожалуйста, – выдыхает он.
Моргает. И, наконец, стальной щит спадает. Я мгновенно загораюсь, потому что сейчас в его глазах отражается все, что я так обожаю, и что так боялась потерять: восхищение, похоть, смущение, голод, любовь.
Мой Бог.
– Хочешь меня?
Ответ читаю раньше, чем он выдыхает:
– Хочу.
42
Она важна. Больше, чем я сам для себя.
© Даниил Шатохин
Только Маринка Чарушина, прикончив тарелку молочной каши, может тут же вырядиться в БДСМ-срамоту. Черный корсет обхватывает ее тонкую талию и взбивает вверх сиськи. Из-под черной сетки выпирают соски и просвечивается писюха. Ремни с блестящими металлическими шипами аппетитно перетягивают бедра и задницу. Смотрю на нее, пока она для лучшей демонстрации бесстыдно передо мной вращается, и реально обо всем на свете забываю.
– Ну как? Тебе нравится, Дань? – ухитряется спросить, будто сама не видит, как действует эта ее порочная красота.
– Можно и без этого, Марин, – сиплю я.
Возвращаюсь в то время, когда она, под предлогом выполнения своего плана, едва ли не каждый день мне такие провокационные испытания устраивала, и понимаю, что сейчас мне нужна эта передышка. Мне давно пора отключить голову. Иначе я попросту двинусь.
Маринке, должно быть, тоже. Потому как она улыбается и врубает свою любимую попсовую музыку.
– В какую сказку будем играть сегодня? – подначивает, вглядываясь в мое лицо с очевидной надеждой.
Да, ей требуется перерыв. Она хочет вернуться туда, где для нас все было легко, и никаких проблем, кроме надуманных, не существовало.
– Пункт третий: Динь-Динь в стране чудес, – озвучиваю это и сам перестраиваюсь.
– Тик-так, Дань-Дань, – выдыхает сладко. – Наденем на тебя тоже костюм, ладно?
Только когда подходит ко мне, замечаю, что в руках сжимает дополнительные ремни. С некоторой оторопью позволяю защелкнуть кожаные браслеты на запястьях и стянуть грудь портупеей.
– Ты такой секси, Данечка… Просто пожар, – шепчет моя красивая. Сверкая глазюками, проходится ладонями по голой коже. Опаляет, словно крапивой. Но, сука, это так приятно сейчас. Нуждаюсь в каждом миллиметре ожога. Особенно когда Маринка обхватывает и умело передергивает вздыбленный, зашкаливающий похотью член. – Я обожаю тебя… Люблю… Люблю… Одного… – выдает сбивчиво.
Я и вовсе ни хрена сказать не способен.
Слегка наклоняюсь, быстро облизываю губы, прикусываю и, наконец, вываливаю язык как приманку.
Иди сюда, маленькая ведьма.
Она сглатывает. Встает на носочки и, подтягиваясь, бросает мой член, чтобы уцепиться обеими руками за чертовы ремни. Таким образом дотягивается до моего лица. Секунда, две, три… И наши рты сливаются в одно бесконечное целое. Мы огненная бездна, которая поглощает весь окружающий мир. Только так, и не иначе.
Предвкушение. Жадность. Запредельный кайф.
«Все хорошо… Все как раньше…» – вот, что Маринка хочет от меня получить.
И я с удовольствием ей это даю.
Поднимая на руки, несу в постель. Она ни на секунду не отпускает. Не позволяет отстраниться, даже когда порываюсь разглядывать лежащую на кровати. Разрываем поцелуй, но не разделяем дыхание.
Глаза в глаза.
Держим контакт, как волну нестабильного электричества. Она то и дело гуляет силой напряжения, но ощутимых снижений нет. А уж обрыв и вовсе невозможен.
– Люби меня, Даня… Люби скорее…
Наваливаюсь всем весом. Скольжу по ее роскошному телу своим – пылающим и напряженным. Кожу покалывает. Будто тысячами иголок прошивает. То ли изнутри, то ли снаружи – понять невозможно. Сразу за этими ощущениями под чувствительным покровом плывет раскаленная лава.
Я вздрагиваю. Но даже эта тряска – сплошное удовольствие. Мучительно-сладкое, переломное и абсолютно неуемное.
Язык по губам – влажно и хлестко. Ладони по перетянутой ремнями выразительно нежной на их контрасте коже – настойчиво и быстро. Пальцы через сетку в пылающую влагу киски и уверенно вверх, жестким трением по клитору.
Взгляд. Дрожь. Вздох. Аварийный скачок напряжения.
Я готов к вторжению. Я его отчаянно жажду. Но вместе с тем охота оттянуть момент единения и тупо насладиться тем упоительным безумием, что между нами сейчас происходит.
– Я хочу тебя трахнуть, Марин. Сзади. В позе «догги». Иначе на хрена вся эта красота нужна? Ебать и смотреть хочу. Хвост тебе накручивать. По жопе шлепать, – выдаю, как раньше, без всяких фильтров. Она же просила, чтобы ничего не менялось. В упряжки эти зажала. Ей со мной все в кайф. Сам это вижу. Чувствую, как горит. И течет уже. Сквозь сетку просачивается этот вязкий секрет. – Что скажешь, Динь-Динь? Позволишь себя выебать?
Взгляд. Давление. Пульсация. Трескучая перезарядка и очередная высота. Головокружительная и очень жаркая.
– Да… Давай… Я хочу…
Не теряя ни секунды, подаюсь назад и разворачиваю ее. Впрочем, она по скорости не уступает. Проворно принимает озвученную позу. Касаясь лбом подушки, задирает призывно задницу.
– Охуеть, красота… – комментирую шумно – на каких-то слогах со свистом, на каких-то с хрипом. Оттягивая один из ремней, слегка щелкаю Маринку по ягодице. – Всем красотам красота. Искусство. Шедевр. Канал «Культура» в прямом эфире.
Чаруша стонет и, толкаясь ближе к моему члену, принимается, словно одичалая самка, об него тереться. Моя очередь рвать стонами пространство. Я, конечно, даже не пытаюсь сдерживаться. С Маринкой в этом никогда не было необходимости.
– Все… Все… Сейчас выебу тебя…
Хлестко шлепаю ее по заднице ладонью. Она вскрикивает и содрогается. Не давая ей опомниться, отодвигаю сетку, пока писюха не получает свободу. Наклоняясь, зализываю. Впиваюсь губами в чувствительную плоть. Всасываю клитор. Маринка дергается и подается вперед, чтобы ослабить давление. Но я не позволяю ей это сделать. Обхватываю рукой под бедрами и вынуждаю стоять неподвижно.
Я лижу ее всю. От клитора до ануса. Упиваясь стонами и криками, не отпускаю, пока секрет похоти не начинает стекать с распухшего пирожка вязкими полосками.
Только тогда отпускаю.
Раздвигаю Маринкины трясущиеся бедра шире. Растягиваю свою охрененную писюху пальцами. А затем этими же перемазанными в ее слизи пальцами трескаю по раскрасневшимся ягодицам, пока дрожь не охватывает все Чарушино тело.
