— Ты сошла с ума? Что этот тип здесь делает?
Раздраженная, поднимаю защитные очки:
— Отвянь. Тебя это вовсе не касается.
Фернандо встает с мотоцикла и подходит ко мне.
— Ради бога, Джуд, твой отец знает, что он твой шеф?
— Нет.
— И когда ты собираешься ему об этом сказать?
С каждой секундой я злюсь все сильнее.
— Когда сочту нужным.
Фернандо быстро ко мне приближается, обхватывает за затылок, прижимает свой лоб к моему и шепчет:
— Джудит… я люблю тебя.
— Фернандо, не…
Не отпуская меня, он продолжает:
— Я хочу, чтобы ты была только моей. Этот тип не любит тебя, как я, подумай об этом, пожалуйста…
Толкаю его и освобождаюсь от его рук.
— Я хочу продолжить свой путь, Фернандо. Уйди с дороги, ладно?
— То есть ты хочешь сказать, что предпочитаешь его компанию моей? — шепчет он, не отодвинувшись ни на шаг, и с угрожающим видом говорит: — Этот тип использует тебя, и когда он тобой пресытится, то бросит, как сотни женщин до тебя. Для него ты — лишь очередная кукла, а для меня ты — единственная, понимаешь? Джудит, ради бога, я думал, что ты намного разумнее.
Не хочу быть такой же жестокой, как он. Я по-своему люблю Фернандо, он хороший друг. Но к Эрику я испытываю нечто такое, что не могу преодолеть. Не дождавшись ответа, Фернандо садится на мотоцикл и мрачно говорит:
— Ладно. Разбивайся об стену в одиночку.
Он уезжает, оставив меня сбитой с толку и с горьким привкусом во рту.
На седьмой день отец напоминает о ежегодной мотогонке в соседнем городке Пуэрто-Реаль. Мне становится тяжело на душе. Я хотела бы провести время с Эриком, но, видя, в каком предвкушении отец, сдаюсь и предлагаю Эрику поехать с нами.
Отец всегда хотел иметь сына. Мужика. Но судьба подарила ему двух дочерей. Хотя, кажется, я, со своим сумасшествием, компенсировала это с лихвой.
Сначала Эрик не очень понимает, куда мы собираемся ехать. Он давно дал мне понять, что не признает рискованные виды спорта. Я улыбаюсь и перевожу разговор на другую тему. Что же мне с ним делать?
Но когда он видит мой мотоцикл на прицепе отца, а рядом стоят Лусена и Бичаррон и обсуждают прыжки, заносы на поворотах и прочее, он сразу понимает, что я собираюсь делать. На его лице появляется беспокойство:
— Я не хочу, чтобы ты делала то, о чем они говорят, — шепчет он, стоя в нескольких метрах от них.
— Послушай, Эрик, то, о чем они говорят, — пара пустяков. Я участвую в мотогонках с шести лет. И смотри: мне двадцать пять, и я еще цела и невредима.
Его напряжение выдают рот и лицо.
— Обещаю, что тебе понравится, — настаиваю я. — Ты здесь и должен это увидеть, договорились?
— Ну надо же! — вдруг слышу я за спиной. — Моя дорогая босячка хересаночка.
Разворачиваюсь. Передо мной стоит Фернандо. Его слова мне вовсе не понравились. У меня все сжимается внутри, но я делаю все возможное, чтобы это никто не заметил.
Бичаррон смотрит на сына, затем на Эрика. Я чувствую, что он тоже напряжен, но беру себя в руки и улыбаюсь:
— Фернандо, это Эрик. Эрик, это Фернандо.
Они пожимают друг другу руки, а я между ними — как между двух огней.
Соперники-мужчины вызывают друг друга на дуэль. К счастью, отец поднимает руку, сообщая о том, что пора ехать. Фернандо отходит, и Эрик сразу же говорит, что будет ехать за нами на мотоцикле. Я решаю поехать вместе с ним.
Когда отец, Лусена, Бичаррон и Фернандо садятся в машину, Эрик передает мне шлем и говорит:
— Не нравится мне этот Фернандо.
— Ревнуешь?
— А следовало бы?
Неловко себя чувствуя, чмокаю его в губы.
— Нет, дорогой.
Когда мы прибываем в то место, где будет проходить гонка, отец и его друзья приветствуют всех, и я вместе с ними. Мы знакомы практически со всеми участниками и их сопровождающими. Со всеми, с кем вместе участвовали многие годы в гонках. В половине одиннадцатого Кристина, организатор мотогонок, вручает мне номер, 51, и сообщает, что в полдень — первые отборочные соревнования.
Эрик молчалив. Наблюдает за мной. Каждый раз, когда я прохожу мимо, в его глазах вспыхивает волнение, и я пытаюсь его успокоить. Но когда я появляюсь в красном кожаном мотокостюме, в защитных доспехах, ботинках, перчатках и шлеме, он становится белым как стена.
— Ты можешь объяснить, почему ты так одета? — сердито спрашивает он.
— Ну разве я не секси? — подшучиваю я.
Он не отвечает на мой вопрос.
— Джуд, я не хочу, чтобы ты это делала. Это рискованный вид спорта.
— Да ладно тебе!.. Не говори глупостей, — снова улыбаюсь, пытаясь успокоить его.
Фернандо, который наблюдал за нами и наверняка слышал нас, подходит и с самой фальшивой улыбкой, какую я когда-либо видела, говорит:
— Давай, прелесть моя… поддай газу, чтобы они все потеряли дар речи.
— Я так и сделаю, — отвечаю.
Фернандо с двумя стаканами пива в руках спрашивает Эрика:
— Хочешь стаканчик? — и, не дав ему времени ответить, продолжает: — Бери. Это пиво твое. А второе — мое. Я ничего ни с кем не делю.
Этот комментарий выводит меня из себя. Да что этот безумец вытворяет?
Эрик не отвечает, но я вижу, что он недоволен. Фернандо подходит к нему:
— Ты в курсе, что наша девочка — специалист по прыжкам и скольжению в поворотах?
— Нет.
— Тогда приготовься. Если ты не знал, то сегодня я тебе это объясню.
— Давай, прелесть моя. Порви их! — говорит Фернандо и целует меня в щеку.
Наконец мы остаемся одни. Эрик смотрит на меня недобрым взглядом.
— Что это значит: «наша девочка» и «делиться пивом»?
— Не знаю, — отвечаю, до сих пор не веря в то, что произошло.
Эрик — не дурак и заметил, что я пришла в бешенство. Он тяжело выдыхает, ругается и отводит от него взгляд:
— Ты можешь пораниться, Джуд. Не понимаю, как отец позволяет тебе этим заниматься.
Меня это смешит. Показываю взглядом на отца, который с товарищами делает последние приготовления в моем мотоцикле пред стартом:
— Ты и вправду думаешь, что отец переживает?
Эрик несколько секунд наблюдает за ним и, поняв, как он счастлив, отвечает:
— Ладно… но тот факт, что он не переживает, вовсе не означает, что это не должен делать я.
Я улыбаюсь и, не обращая внимая на то, что за нами наблюдает Фернандо, поднимаюсь на стоящий на земле ящик. Оказавшись с Эриком на одной высоте, приникаю к его губам:
— Успокойся… малыш. Я знаю, что делаю.
Уголки его губ немного изгибаются. Он почти улыбается. И я с удовольствием его целую.
— Тем лучше для тебя, — говорит он серьезно, — если ты знаешь, что делаешь, иначе, я клянусь тебе, что ты за это заплатишь.
