И тут ей удалось поразить его. С глазами, еще затуманенными удивлением, с припухшими от его поцелуев губами, тяжело дыша, Кэтлин вдруг просунула руку между их слившихся воедино тел, и пальчики ее сомкнулись вокруг его копья.
— Я не знаю… не знаю, что делать, — прошептала она едва слышно. — Что-то подсказывает мне, что я должна помочь тебе испытать то же, что испытывала сама, когда ты так же дотрагивался до меня. — Пальцы Кэтлин сжались, и Нилл, скрипнув зубами, отвел ее руку в сторону.
— Впусти меня, Кэтлин, — умоляюще прохрипел он. — Я больше не могу. Я должен войти в тебя!
Откинувшись назад, Кэтлин раздвинула бедра и протянула к нему руки, словно призывая его. Нилл, чувствуя, как горящий кончик его копья коснулся чуть влажной расщелины между ее ног, окончательно потерял голову. Сильные руки его приподняли ее бедра. Ему отчаянно хотелось быть нежным, ласковым. При мысли о том, что может причинить Кэтлин боль, Нилл содрогнулся. Господи, какой же он огромный по сравнению с ней, в отчаянии подумал он. Еще до того как сделать первое движение, Нилл уже понял, что безболезненно проникнуть в это нежное, хрупкое тело нечего и мечтать.
А Кэтлин, нетерпеливо задвигавшись под ним, вдруг прильнула к нему с нескрываемым жадным желанием, тем более удивительным, что Нилл чувствовал, насколько она неопытна и невинна.
И Нилл не выдержал. Из груди его вырвался стон, и, раздвинув ей бедра, он одним сильным толчком ворвался в ее тело.
Ахнув от боли и неожиданности, Кэтлин замерла. А Нилл почувствовал, что отдал бы все на свете, лишь бы принять ее боль на себя.
Он осыпал поцелуями ее щеки, ее губы, шею, едва сдерживаясь, чтобы не задвигаться в ней. Безжалостно укрощая собственное нетерпение, Нилл понимал — нужно дать Кэтлин время привыкнуть к новым для нее ощущениям. Такой сладостной пытки ему еще не доводилось испытывать. И вот он наконец почувствовал, как ее окаменевшее тело немного расслабилось под его ласками, и, прижавшись губами к ее волосам, вдруг прошептал слова, которые, казалось, никогда не могли сорваться с его языка.
А она ответила ему своим телом. Вздох невыразимого наслаждения сорвался с ее губ, и Кэтлин снова прижалась к нему. Еще мгновение — и она слабо застонала, и Нилл догадался, что его время наконец пришло. Больше он был уже не в силах сдерживаться. Чуть отодвинувшись, он снова проник в нее и начал двигаться. Кэтлин ахнула, руки ее обвились вокруг его шеи. Подхватив ее под колени, он закинул ее ноги к себе на спину, стремясь оказаться еще глубже. Окончательно потеряв самообладание, Нилл задвигался в ней, сжимая Кэтлин в объятиях так, словно не собирался отпускать никогда.
Она всхлипнула, инстинктивно умоляя о чем-то, чего жаждали они оба, и Нилл с готовностью откликнулся на ее зов. Почувствовав, что пик его собственного наслаждения уже близок, он снова отыскал крохотную жемчужину. Опытные пальцы сделали одно быстрое, неуловимое движение, и он вновь яростно задвигался в ней.
Кэтлин, уткнувшись ему в плечо, чуть слышно застонала как раз в тот момент, когда волна невыразимого наслаждения накрыла его с головой.
Нилл без сил рухнул на нее, чувствуя, как мир вокруг него рассыпался на куски. Тяжело дыша, он крепко прижал Кэтлин к себе и затих. Прошло несколько минут, а она так и не шелохнулась. При мысли о том, что он, возможно, поранил эту хрупкую женщину, Нилл почувствовал, как оборвалось его сердце.
Приподнявшись на локте, он заглянул Кэтлин в лицо. Щеки ее были мокры от слез, губы дрожали.
— Я сделал тебе больно? — со страхом прошептал он, осторожно смахнув слезинку с ее ресниц.
— Нет, что ты!
— Тогда почему ты плачешь?!
— Мне вдруг стало страшно, что я могла это потерять. Никогда так и не узнать, какая она, любовь. Но я всегда буду помнить, как твои сильные руки обнимали меня, как ты целовал и… и… — Голос ее внезапно дрогнул. — Даже оставшись одна, я никогда не забуду эту ночь!
Нилл онемел. Сердце его разрывалось от боли при виде решимости, написанной на ее лице. Одна! Как он мог отпустить ее после всего, что было между ними?! Уйти самому? Он покачал головой, молча скользнув губами по шелковистой округлости ее плеча.
Но ведь ему и раньше уже приходилось уходить! Он бросил Дэйр, оставил мать и Фиону. Почему же тогда ему так трудно смириться с мыслью о том, что вскоре ему придется расстаться и с Кэтлин?
С хриплым криком отчаяния Нилл припал к ее губам. Слепец, думал он. Не замечая ничего, кроме своего горя, он даже не понял, чего лишился, когда много лет назад отрекся от своей семьи! Только теперь он знал, чего им стоило его бездушие. Неужели и сейчас трусость заставит его бросить Кэтлин на произвол судьбы?
Но есть ли у него выбор? Письмо, отправленное тану, если и успокоит того, то лишь на время. Что сделает Конн, когда узнает, что Нилл не станет больше сражаться? Если объявит, что уезжает, чтобы поселиться в Дэйре навсегда? Догадается ли он, что Кэтлин жива, что Нилл попросту обманул его? Нет, подумал Нилл с острым чувством вины, Конну и в голову не придет усомниться в словах приемного сына.
А что, если им с Кэтлин остаться в Дэйре? Будет ли она в безопасности? Ни человеку на земле, ни ангелу на небесах не по силам оберегать ее так, как это будет делать он!
Если они будут осторожны, то смогут тихо жить здесь вдвоем, на этом укрытом от всех клочке земли, еще хранившем воспоминания о прошлых днях, их неизъяснимое очарование.
Он покосился на Кэтлин. Глаза ее сонно закрылись, и он вдруг представил, как она уснет в его объятиях, как он разбудит ее поцелуем и нежность, сияющая в ее глазах, заставит его забыть стыд и насмешки, ядом пропитавшие его прошлое.
Нилл осторожно укрыл полами плаща ее обнаженное тело и крепче прижал к себе. Кэтлин заставила его поверить в то, что все будет хорошо. На мгновение ему вдруг захотелось обнажить перед ней свою израненную душу. Но он не осмелился, потому что если он потерпит неудачу…
Нилл отогнал от себя эту мысль. Этого ему не пережить! Он употребит всю свою хитрость, все свое мужество, чтобы спасти их обоих.
Чувствуя, как в груди его просыпается надежда, Нилл подумал, что эта ночь станет для них началом новой жизни. Может быть, в этот раз судьба не будет так жестока и подарит ему еще один шанс на счастье — возможность вновь заслужить доверие Фионы, узнать наконец материнскую любовь и, что самое драгоценное и невероятное, сделать Кэтлин своей женой.
Ветер гулял по долине, заросшей пурпурным вереском. Кустики глянцевитых цветов калужницы поднимали к небу свои яркие венчики. Укладывая охапку цветов в полную до краев корзинку, Кэтлин подумала, что не помнит такого чудесного дня.
