— Нет, пока мне хорошо одной. — едва слышно проговорила я.
— А меня? — на этой фразе голос Кирилла дрогнул.
— Теперь не знаю. — переведя дыхание, я посмотрела Кириллу в глаза и добавила. — Раньше я чуть таблеток не наглоталась от отчаяния, а сейчас я понимаю, это того не стоило.
— Ты… — больше ничего не смог выговорить Кирилл.
— Послушай, все давно в прошлом. — быстро пробубнила я, желая отделаться от этого разговора. — Мы уже не те, что были раньше. Раз ты так поступил, значит, у тебя были на это причины и нам изначально не стоило встречаться. Ты вообще любил меня?
— Да! — вышел из себя Кирилл. — Если б нет, я уже давно развелся с тобой и женился на той же Тине. Я бы не сидел один в ожидании, когда ты наконец дашь о себе знать! Я бы не искал тебя столько лет!
— Лжец. — холодно вырвалось у меня. — Я доверяла тебе. Я думала, что мы строим наши отношения на доверии, но ошибалась. Ты бы никогда так не поступил, поверь мне. Почему-то Тина оказалась убедительнее, чем я.
— И тебя устраивает так думать о нас? — возмущенно выдал Кирилл.
— Да, я больше никогда так сильно не обожгусь. — выпалила я, услышав звуки подъезжающей ближе машины, и тут же двинулась с места. — Думаю, это за мной.
— Будь осторожна по дороге. — растерянно крикнул и помахал мне рукой на прощание Кирилл. — До завтра!
— Пока! — бросила я, садясь в машину.
Я вернулась поздно ночью. Соня уже спала в своей комнате. Боже, что за ангел. Сама себя накормила и спать уложила. Мне так стыдно, я не сдержала свое обещание и не вернулась вечером. Я, наверное, просто ужасная мать, раз бросила своего ребенка на целый день одного. Прокравшись в детскую, я поцеловала дочку в щечку.
Утром моя дочь не смотрела в мою сторону. Я приготовила её любимые блинчики. Не помогло. Ребенок отказывался со мной разговаривать, зато, когда я принесла ей одежду, пошел на контакт. Слово «папа» — это слово, которым можно поднять моей малышке настроение. Я не могу отобрать у нее Кирилла просто потому, что не хочу с ним разговаривать. Моей девочке нужен отец, но она расстроится, если узнает, что «тот самый» человек отсидел в тюрьме за убийство её деда, которого не совершал.
— Мы едем к папе! — радостно завизжала и запрыгала на месте Соня.
— Да, но для начала нам нужно заскочить к нему домой и собрать его вещи. — пикнула по носику дочки я и положила на кровати джинсы и футболку для нее. — Есть вероятность, что мы останемся у папы с ночёвкой. Хочешь?
— Да! — забегала по комнате Соня. — Ура! Мы едем к папе!
— Собирайся, малыш. Или тебе помочь? — хитро прищурилась я, собираясь натягивать на дочку джинсы.
— Нет! Я сама! — воскликнула Соня и выхватила у меня из рук джинсы.
— Договорились. — подмигнула дочке я.
Думаю, при одном взгляде на меня было ясно, что я не хочу возвращаться в квартиру Кирилла. Даже заходить в его берлогу противно, а копаться в вещах еще хуже. Тем не менее, Соня шагала за мной, с интересом рассматривая здания. Уже в лифте сердце болит. Я вспомнила, как ушла, словно вчера. Сердце забилось чаще. Лера, все ведь в прошлом, правда? Я пыталась уговорить себя все забыть, но тихий голос сердца шептал обратное. Повернув ключ в замочной скважине, я будто бы сама открыла себе дверь. На пороге прошлая я смотрела мне в глаза. Она была счастливей, чем сейчас. Она была открыта людям и готова постоянно осваивать что-то новое.
Интерьер квартиры ничуть не изменился. На стене даже висели картины, которые я в спешке забыла выкинуть, когда избавлялась от всех напоминаний о нас. Никогда не думала, что однажды снова войду в этот дом, однако второй раз в жизни почувствовала себя здесь совершенно чужой. В прихожей все еще висела вешалка, которую мы покупали с Кириллом. На ней были набросаны какие-то куртки и парочка не особо свежих пиджаков. Гора из пар ботинок и кроссовок на коврике. У зеркала ключи от машины. Стоп, на чем тогда Шведов уехал на работу? Не на метро же? На крайний случай на такси, хотя вряд ли. Странно.
Разувшись, я прошла в гостиную. Какого?! Везде вещи Шведова. Он тут показ мод устраивал? На диване валялись плед и его домашняя одежда. Рядом грязные носки. Как я это поняла? Они когда-то были белыми. На кофейном столике лежал проектор и грязная тарелка. Вот ведь свин. Такое чувство, что я в берлоге у медведя. Серьезно. Там даже пара пятен на посеревшем от времени ковре. Пусть бы нанял себе домработницу, раз один не справляется.
— Мам, а почему стена пустая? — неожиданно спросила Сонечка.
— Видишь, там проектор. Она пустая, чтобы смотреть фильмы как в кинотеатре. — пояснила я, припомнив, как в свое время мы в обнимку со Шведовым смотрели кино ночами.
— Да? А кто тут живет? — Сонечка решила пойти в атаку с вопросами.
— Твой папа. — не стала уклонятся от ответов я.
— Если тут живет папа, то мама тоже тут жила? — вопросов у Сонечки стало только больше.
— Да, жила. — буркнула я.
— Почему ты уехала? — Соня захлопала своими невинными глазками.
— Потому что твой папа сделал меня самой несчастной. — в этот момент по моим щекам покатились две маленькие слезинки.
— Мама, ты чего? Папа тебя сильно-сильно обидел? Значит, он и меня может обидеть? Мой папа — плохой? Бабушка Лена сказала, что папе ужасно жаль. — Сонечка попыталась обнять меня, насколько позволял её маленький росточек.
— Ах, ничего. Если бабушка так сказала, значит папе правда жаль. — я нагнулась к Сонечке, чтобы разговаривать с ней на равных, и, убрав кудрявые прядки волос с личика дочери, продолжила. — Ты не должна страдать из-за того, что мы с твоим папой что-то не поделили в молодости.
— Это получается, мама больше не любит папу? Бабушка сказала, что папа любит маму. — Сонечка огорченно вздохнула.
— Цветочек, я не знаю, поймешь ли ты меня сейчас, но ты должна услышать правду такой, какая она есть. Когда я еще не знала, что ты живешь у меня в животике, папа поверил словам плохих людей и выгнал меня из дома. — предельно просто попыталась объяснить дочери я. — Он сделал мне очень больно. Если бы твой покойный дедушка и тетя Милена не поддержали меня, я бы уже пропала.
— Мама больше не любит папу. — обречено заключила Соня, потерев глазки.
— Нет, мама не знает, любит ли папу. Когда ты чуточку подрастешь, ты поймешь меня. — попыталась утешить дочку я.
— Мама может полюбить папу, да? — Сонечка с надеждой проговорила.
— Да, конечно. Раз папа меня любит, то и я могу полюбить его снова. — солгала, чтобы не расстраивать дочь, я.
— А папа будет против, если я тут немного похожу? — Соня сгорала от любопытства, моментально оправившись от огорчения.
Пока Сонечка носилась туда-сюда изучаю берлогу Кирилла, я подошла к углу, в котором прорыдала всю ночь. Здесь умерла Лера Шведова. Она плачет в этом углу до сих пор. Ладно, что было то, прошло. Нужно двигаться дальше. Я прошла на кухню, чтобы обнаружить там горы немытой посуды, недопитый кофе, надкусанный бутерброд и… Нет, Шведов, это уже перебор. Когда-то давным-давно я собрала Кириллу аптечку и поставила её на полку на кухне. Аптечка представляла собой такой большой контейнер с крышкой, в котором лежали все необходимые таблетки и мази. Все содержимое Шведов зачем-то высыпал по барной стойке. Рядом стоял стакан с недопитой водой и сильные болеутоляющие. Судя по всему у Кирилла болел желудок. Видимо, у него была веселая ночка. Точно, а ведь на похоронах он выглядел уж очень худым. Даже в день нашего первого знакомства Кирилл был пухлее. Желудок всегда его слабость.
На верху творился какой-то кошмар. Пастель не убрана. Все валяется. С сумкой из кладовки я начала собирать вещички Кирилла. Он не соврал. В кафу ни одной женской кофточки. Тина бы не стала жить в этом свинарнике. Соня прыгала на кровати, разворотив её еще сильнее. В принципе пусть так. Этому хламохранилищу уже ничто не поможет. Только генеральная уборка, но зачем она мне? Здесь обитает Кирилл, пусть и разбирается, когда его выпустят из-под ареста.
