к тебе имеет отношение!
НИКОГДА! Никогда она о тебе не узнает! Шагу к ней не ступишь! Разнесу весь город, сяду за убийство, но Яся в твои лапы не попадёт! Не усомнится в своей семье! Не будет переживать и плакать из-за тебя!! Сдохну, но Кузнецовой она никогда не станет!! Была Кузиной, станет Липатовой! Тебя не было, нет и не будет!
В памяти вспышкой взрываются копии личных дел из всех учреждений, где паскуда числился.
«3 года. Принят в садик. Долгий период адаптации. Не вписывается в общепринятый режим.
4-5 лет. Задержка речевого и психического развития. Частое возбуждённое состояние. Перевод в специализированную группу.
6-7 лет. Углублённая программа с психологом. Подготовка к школе.
8 лет. Родительский комитет поднял вопрос об отчислении. Террор одноклассников.
9 лет. Принят в детский дом.
Полнейшее отсутствие уважения к старшим. На контакт не идёт.
10 лет. Нездоровое желание изводить слабых. Признаки тирании.
11-12 лет. Проявляет агрессию с садистскими наклонностями.
13-14 лет. Излишнее внимание к противоположному полу, с особенностью возрастной разницы. Вызывает подозрения, взят под пристальный надзор.»
Не думаю, что это взялось из ниоткуда. Я разных уродов в детдоме повидал. Да, многих жизнь сломала, но большая часть лишь спустила с тормозов то, что уже было заложено. Кузнецов родился падлой. Уж не знаю какие у него там истоки, но от этих же родителей появилась Яся. Ангел во плоти. Полная противоположность. Я бы тоже на месте бабок забрал бы только её. Зачем тащить на себе монстра? Куда им такие проблемы? В девочку успели заложить хорошее, пацан же оттачивал кровопролитие. Знали ли они о его скотских повадках?
Зверею. Позволяю ему наброситься на меня. Пока он тратит впустую последнюю энергию, сшибаю одним ударом его челюсть. Руку прорезает боль, но меня это только больше разжигает. Замахиваюсь, чтобы разворотить его пасть ещё сильнее, но звучит команда «стоп», нас разводят по углам.
Баранов умывает мне лицо, прощупывает плечо и ухо. Хмурится.
- Выдохся. – заключаю я, смотря на то, как плющит Кузнеца, пока ему обрабатывают раны.
- Боли в груди, в животе есть? Тошнит? – мимо ушей, у Серёги ориентир только на моё здоровье.
- Не чувствую. – заострён на удары, другое смазано.
- Потом наверстаешь! – прикладывает ватку к моей щеке. – Иди! С правым плечом аккуратнее!
Подрываюсь на ноги и уже собираюсь возвращаться в центр ринга, как улавливаю знакомый звук. Тот самый, от которого душа несётся в пятки. Оборачиваюсь и с ужасом смотрю, как Баранов достаёт из кармана брюк мой телефон, что я дал ему на сохранение. Тот разрывается от сигнала тревоги. Ясины часы. Она нервничает. И понарастающе сильно.
ЯСЯ.
- Зачем? – лёгкие сковывает мелкой судорогой, резко хватаю губами воздух.
- Узнаешь, когда приедешь на место! – шаг ко мне и Разин заполняет собой всё пространство, перекрывая единственный выход. И взгляд у него чёрный. Жестокий. Неулыбчивый.
- Богдан знает? – перевожу дыхание, прикидывая свои возможности, как громко смогу крикнуть, но выжимается лишь сухой надтреснутый звук.
- Конечно! Он меня сюда и прислал! Без тебя ему бой не выиграть, хочет рядом видеть!
Боже, он врёт!! Богдан открыто обозначил, что…
«Помирать буду – не позову.»
Что мне делать?
- Почему же тогда сразу с собой не взял? – выдавливаю из себя, превозмогая оцепенение.
- Переоценил свою выдержку! – склоняется над моим лицом, водит глазами по моим дрожащим губам. – Растерял сноровку! Стал зависим от обстоятельств, от тебя… развинтился твой Липатов.
Волосы на загривке встают дыбом, когда его взгляд спускается по шее вниз, скользит по краю выреза майки. Со сверхзвуковой скоростью внутри прошибает паника.
- Хорошо, только отпрошусь у Николая! – едва не подскакиваю на месте, взвинчено пытаюсь протиснуться между титаном и стеной.
- Коляна не трогай! – две железные ладони обхватывают мои плечи, стискивают голую кожу, с нажимом двигают вплотную к мужскому телу. - Он по своим делам занят, сама дойдёшь!
Безысходность пробирается в каждую клеточку моего тела, в каждый нерв. По венам бежит липкий страх.
- Но я…
- На выход, красавица!
- Можно мне хотя бы переодеться?
- Нет времени! – опасно низко вибрирует голос Алика. - Да и всем насрать во что ты одета! Шуруй! – лёгким движением выталкивает меня в коридор, налетаю на стеклянный столик, сшибаю декоративные часы.
Очень хочется разреветься. Ещё немного и плотину прорвёт, вот прям уже на подходе. Нервно кусая губы, потираю запястье, которым напоролась на острый угол стола.
Ругаясь сквозь зубы, Алик больно хватает меня под локоть и тащит вперёд, искоса подглядывая на потолок и стены.
Камеры! Меня же снимают! Где охрана??
Еле успевая передвигать за титаном ноги, пытаюсь дёрнуться с лестницы на кухню, но застываю, когда поясницы касается что-то очень острое.
- Улыбайся, Ярослава! – тихий угрожающий рык за ухом. - Иначе вгоню нож под позвонок, в момент инвалидкой станешь!
Господи-Боже!!
- Кивни мне и улыбнись, сказал!! – яростный шёпот. – Выполняй!
Не спешу с приказом, оглядываю скрытые камеры. Шевелю губами зов о помощи, выпучиваю глаза.
Без толку. Что происходит?
В какой-то момент давление на спину усиливается и я чувствую как остриё впивается сильнее, разрезает кожу. Издав писклявый всхлип, выгибаюсь, чтобы облегчить боль.
- Улыбнись и кивни! – страшно громыхает Разин.
Натужено растягиваю губы, двигаю головой, но боль не исчезает. Мужчина будто забавляется, колет лезвие глубже. Сердце заходится тахикардией. Кто-нибудь помогите!!
Повинуясь толкающему напору Алика, иду к главной железной двери. Со стороны, наверное, выглядит, что мы выходим в обнимку. Прорываясь сквозь сбитые страхом мысли, нахожу в себе отголоски рассудка. Сейчас будет охранный пост. Даже если он пырнёт меня ножом, я всё равно подам сигнал. Возможно, меня потом спасут, откачают… или нет… но он, так и так,