— Соль, — он отводит взгляд, сжимает губы и выглядит так, будто не верит, что я такую глупость ляпнула. — Я сейчас скажу такую пафосную вещь, что где-то заикает сценарист мелодрам, но ты же понимаешь, что того мистера Ли уже нет? — Кайд отставляет бутерброд и смотрит мне прямо в глаза.
— Нет, не понимаю.
— Ладно. Тогда как ты это видишь?
— Да никак! Я просто тебя люблю! — восклицаю, будто втолковываю малышу простую истину. Я не стыжусь и не думаю, что делаю это зря. Это правда, а правду говорить никогда не стыдно.
Кайд чуть отклоняется.
— Соль, так не бывает, — он качает головой.
— Бывает! — я продолжаю держать тон, намекающий, что Кайд просто идиот.
— Соль. Тебя все это только расстроит. Я не собираюсь говорить тебе того же, понимаешь?
— Да нет же, это ты ещё не понимаешь! Все нормально! — я говорю это уже совершенно спокойно. Улыбаюсь, внутренне пою и даже снова берусь за свой сэндвич. — Потрясающая вещь! Что за соус?
Кайд не может сдержать усмешку, поджимает губы и кивает.
— Майонез.
Глава 38. О прошедшей ночи
— У вас был приём с ночёвкой? — интересуется отец.
— Нет.
— Ты не ночевала у Ксавье!
— Нет, не ночевала, — дёргаюсь, как подросток, стоя перед родителями и считая, что это какая-то глупость. Так и подмывает спросить: я взрослая или нет?
— А где ты была? — отец говорил вкрадчиво.
Он меня класса с восьмого не отчитывал!
— Бабушка оставила мне квартиру, — равнодушно отвечаю, вместо того, чтобы взорваться. — Я была там.
— Ты не думала, что о таких вещах необходимо сообщать родителям?
— Это моя квартира!
— А это наш дом!
— Мне уже двадцать!
— А мне пятьдесят, — жмёт плечами отец. — Мне пятьдесят, и моя дочь не считает нужным сообщить, где она проведёт ночь! — на последнем слове он срывается на крик, я зажмуриваюсь, а он разворачивается и уходит к себе. Как только дверь за ним закрывается, Ингрид опускает журнал, который (якобы) увлечённо читала. Глаза её покраснели, губы дрожат.
— Ма! Да ты в моем возрасте уже замужем была! А мне нельзя переночевать вне дома и нужно непременно отчитываться?
— Я в твоём возрасте не только была замужем, но и отчитывалась перед мужем. Соль, ты всю жизнь будешь отчитываться перед кем-то, если тебе угодно это именно так называть, какие-то глупцы называют это уважением. А кто-то даже гордится тем, что ему есть кого предупредить о своих планах! И милая, если в твоей жизни есть что-то, о чем ты не можешь рассказать маме, это что-то не очень хорошее.
Если в твоей жизни есть что-то, о чем ты не можешь рассказать маме, это что-то не очень хорошее.
Почему я не могу рассказать маме? Я знаю, что мама не осудит. Мама поймёт, поддержит и погладит по голове. Но что-то тут не клеилось. Мне стыдно, что меня в ответ не любят, вот что…
Я плетусь к себе, волоча по полу куртку, медленно переставляю ноги, будто иду по колено в воде. Хочу упасть в кровать и молча лежать. В комнате вместо благодатной тишины и покоя ждёт мрачная картина. Гаспар, недовольно сопящий и поглядывающий в сторону. Майя, скрестившая на груди руки, но при этом удивительно неуверенно выглядящая. И Ксавье. Друг выглядит до смешного противоречиво. Он свирепо смотрит на меня и самоуверенно на Майю, а она отводит взгляд и… краснеет. Майя Кавано краснеет под взглядом Ксавье Рье? Меня колет подозрение, и сейчас я меньше всего хочу с чем-то таким разбираться.
— И вы туда же? — спрашиваю, проклиная себя за то, что вообще проснулась утром.
— Куда же? — холодно уточняет Майя.
— Ой, ну вы то не начинайте! Родители только что…И зачем я вам всем была нужна в прошедшие десять часов, что вы сюда приперлись ни свет ни заря?
Все трое переглядываются, будто у них есть общая тайна, но рассказывать друг другу они её в то же время не хотят. У меня создается впечатление, что за одну ночь я пропустила лет десять, как в «Что забыла Алиса». Все ведут себя со мной, как с преступницей. Я как ни в чём ни бывало плетусь к айпаду и включаю музыку. Джей Джей Йохансон. С первой песни и такое попадение, внутри клокочет, и рука дрожит, хочу переключить, но вместо этого возвращаюсь к друзьям, стараясь игнорировать то, как "Far Awey" заполняет мою голову.
— Ну?
— Сначала ты! — щурится Майя, явно переводя стрелки. И тут начинается дурдом. Все трое говорят одновременно. В этом обвинительном трио у каждого своя партия. Гаспар с тоном «Я ничего не понимаю!», Майя и соло «И как прошло?», Ксавье и его: «Я так и думал, что этим закончится!».
Через тридцать секунд какофония стала связываться в диалоги, граничащие с дракой.
— С чего ты вообще лезешь в её жизнь? — вопит Майя.
— Да она сама не понимает, куда лезет! — Ксавье смотрит на неё действительно зло.
— Ой, да всего лишь в чью-то койку, — разводит руками Майя.
— Ах, как тебе это знакомо! — Ксавье почти дрожит. А я ещё раз убеждаюсь, что вообще ничего не понимаю. Чтобы Ксавье с такой неприкрытой злобой и, не соврать бы, страстью смотрел на Майю, должно было случиться что-то выходящее из ряда вон.
Йохансон переключается на какую-то незнакомую версию "Suffering", ещё более печальную, если это вообще возможно, когда речь идет о Йохансоне.
Майя не отвечает, неловкая пауза, отведённая под остроумный ответ, неумолимо истекает, подтверждая что-то страшное или странное. Или Майя принимает его упрёк, или не может защититься именно перед Ксавье.
— Остановитесь, — тихо говорю я, смотрю на Гаспара, который все ещё неопределенно мотает головой «Я ничего не понимаю!». — Ну. Говорите уже.
— Мне нужно наедине, — мямлит Гас.
— Мне тоже! — в голос отзываются Майя и Ксавье. Вою от отчаяния и распахиваю дверцы гардеробной.
— По одному, — вхожу в гардероб и закрываю за собой дверь.
— Кто первый? — Майя нарушает тишину за дверью, я это слышу, потому достаю айпад и наворачиваю громкость. Аудиосистема заполняет компату Йохансоном, и Ксавье явно недовольно вздыхает, зато слов его я не разбираю.
В гардеробе выдвигаю два пуфика и ставлю их по центру, занимаю один, а на второй садится первый грешник, Гаспар.
— Ты вчера видела Айви, да? — сходу выпаливает он. Такая решительность не в его, исключительно мягком, характере. Я настороженно выпрямляюсь.
— Я не думаю, что нам стоит бы об этом говорить.
— Ты ей что-то наговорила?
— Прости? — у меня выбивает дух, точно в живот ударили. Это было действительно похоже на выпадение из реальности, будто квартира Кайда, как Нарния, существовала вне времени.
— Она весь вечер рыдала, просила приехать….
— Ты приехал?
— Ну я это… У меня режим, ты же знаешь, конец сезона скоро, — Гаспар прокашливается, ему явно стыдно, но не передо мной! Перед сукой-Айви! — И в общем ещё, ну ты поняла, да?
— Матерь Божья, Гас, ближе к делу! Что за бред? Мы перекинулись с ней парой слов!
— Она сказала, что ты считаешь, что нам не нужно быть вместе. Я, конечно, не гений, я знаю. Я никогда не претендовал, но вот что: Айви мне нравится! Это то, что я хотел сказать.
— Понятно, — я не решаюсь сказать, что это Айви его недостойна, а не наоборот. Не решаюсь сказать, про то, что на вечеринке эта актрисулька была не одна. — Я тебя поняла, Гас. Хорошо. Я правда хочу, чтобы ты был счастлив. Ладно?
Он не отвечает, кивает и выходит Это должен был быть скандал между братом и сестрой, после которого оба обнимаются или дерутся, а вышел просто мерзкий разговор ни о чем, после которого оба разошлись с гадостью на душе. Мне действительно не по себе, будто это только начало, а дальше будет только хуже. Я в волнении сжимаю на коленях руки, мечтая, чтобы все выговорились, и можно было бы расслабиться.
В наступившей тишине щелкает замок, входит Ксавье.
— Что по твою душу? — скривилась Соль.
— Ничего. Волнение, паника и пятьдесят неотвеченных на твоём телефоне.
— Всё? — я неуверенно кашляю. — Маловато для… такой паники.