первые истеричные нотки.
Хочу придержать его на месте. Но, увы, физически это попросту невозможно.
– Порядок, Марин, – заверяет Шатохин так же сухо, продолжая тащить меня вперед. – Планы меняются. Но все норм. Разрулим.
Бойка, Георгиев, Фильфиневич… Цепляясь взглядом за тех, кто находится рядом с Тёмой, стараюсь понять их настрой. Однако, то ли я из-за волнения не способна сейчас на анализ, то ли все они действительно демонстрируют полный покерфейс.
Даня выпускает мою руку за пару метров до столкновения с праведным гневом озверевшего за десять дней брата. Соображаю, зачем это делает, прежде чем он озвучивает.
– Поедешь сейчас с Жорой домой, – выдает заботливо, но ультимативно. – Покушай, отдохни и жди меня.
– Нет… Даня… Нет…
С каким-то бессвязным лепетом пытаюсь вцепиться обратно в его ладонь, но он уже вырывается вперед.
– Привет, – бросает всем одновременно. А после небольшой паузы уже исключительно к Тёме обращается. – Не здесь, – по факту, не имея никаких преимуществ, выдвигает условие. Брату, естественно, подобное не по душе. Вижу, как он сжимает челюсти и, качнув головой, собирается что-то возразить. Но Даня опережает странным заключением: – Остановят.
Тут я долго не догоняю, о чем речь. Кто кого должен остановить?
Решаю все взять в свои руки, как, собственно, изначально и планировала.
– Тёма, я тебе сейчас все объясню. Давай присядем в кафешке.
– Жора… – одновременно окликают друга брат и Даня. И, конечно же, сразу же срезаются жесткими взглядами. Пока первый дает гневу разгораться, второй решительно заканчивает: – Жора, забери Маринку домой.
– Да подождите вы… – выпаливаю приглушенно.
Но все, кроме Георгиева, уже устремляются к выходу.
– Саша… – пищу я, вроде как к нему обращаясь, но при этом не отрывая растерянного взгляда от удаляющихся спин. Жду, что Даня хотя бы обернется. Но этого не происходит. И мне вдруг так обидно становится – до слез. – Что за хрень? – тарахчу с жуткими всхлипами. – Вы все дебилы, что ли? Какого черта вы творите?
– Только не реви, давай... – хватая меня за локоть, не позволяет броситься следом за парнями.
– Не реви? – выкрикиваю я, срываясь на нем, потому как больше не на ком. – Я сейчас тебе такую истерику устрою! Закачаешься!
Сашка бледнеет. И вся реакция.
Тиски свои не послабляет.
– Чего замолчал, цербер?!
– Думаю, – коротко, как и всегда.
Только догадывайся, что у этих «прокуроров» на уме!
– О чем же?!
– О том, какой Тоха идиот, что с тобой связался.
– Господи… Ну, хотя бы искренне!
– Ринка…
– Вези меня за ними, Саш!
– Хочешь, чтобы мне вместе с Тохой ноги переломали?
– Что?! – в панике почти кричу. – Ты серьезно?!
– Ну а что вы хотели?! Думали, что Чара не заметит? Я, честно признаться, и сам бы нашему ебливому с удовольствием втащил. Предупреждал же, не трогать…
– Что мы думали – это наше дело! У меня нет времени разводить демагогию. Но, знаешь, больше не смей так Даню называть. Даже в шутку! Ясно тебе, Саш?! Потому что никто из вас, на самом деле, ни черта о нем не знает!
– Окей, – мрачно соглашается Георгиев. – Но при любых раскладах я тебя к ним не повезу.
– А вот и повезешь, Саш, – тараторю задушенно. – Иначе я сдам твоей маме, куда ты все лето катался! А точнее, к кому, – вынуждена грязно играть. Другого выхода не вижу. – Уверена, что Людмила Владимировна быстро найдет пути, чтобы спустить твоей Соньке остатки кровушки. И не понтуйся, что тебе плевать. Я, черт возьми, все о вас всех знаю! Больше, чем ты себе способен представить! Мне просто некогда сейчас метать аргументами, – все яростнее рассекаю воздух. И лишь в самом конце перевожу дыхание, прежде чем разительно тише уточнить: – Едем?
Вид у Георгиева, конечно, убийственный. Точно придушить меня готов. За все сразу. Но я ведь знаю, что приперла его к стенке. И мне стыдно, правда. Только Даня дороже.
Поиграв желваками, Саша, как я и рассчитывала, сдается.
– Едем, – выталкивает мрачно.
И, наконец, мы направляемся на выход.
Она целует его кровавые ссадины…
© Артем Чарушин
Рина и Тоха. До сих пор не верю.
Как? Когда? Зачем? Почему? Как могли?! Какого хрена, блядь? Разве они, сука, не понимают, что разрушили всем нам жизнь? Как прежде уже никогда не будет! Ни для кого из нас.
Я доверял Тохе как себе. Я просил его присматривать за сестрами. Я любил его как брата. Мать вашу, мои родители считали его сыном! В нашем доме у него была своя комната. Он мог оставаться и даже жить у нас на постоянке.
А теперь что?!
Смотрел на них в аэропорту и все ждал, когда прыснут от смеха и скажут, что все это – давно заготовленный прикол. Но они оставались серьезными. Ринка заметно нервничала. А баламут Тоха транслировал какой-то исключительно угрюмый вид, с прорывами непонятной личной мне злости и куда более ожидаемой, но такой, сука, убийственной вины.
Пьеро и Мальвина, блядь. Куда только делся долбаный Арлекин?
Глядя на них, хотелось орать. Тупо горланить во всю силу легких!
Предательство – это больно. Это, мать вашу, рана во всю грудь.
Когда Рина сбежала, я, естественно, ринулся в ее комнату. Позже уже думал, что есть вещи, которых нам лучше не знать. Но в тот момент мне нужны были ответы. Сука, ей всего восемнадцать! Нутро наружу выворачивало, когда я представлял все ужасы, которые могут случиться с моей маленькой сестренкой без присмотра.
Я готовился. Готовился к чему угодно. Только не к тому, что открыл.
Первой находкой были фотографии. Зацепился сначала за их количество. Картонная коробка – до верху. В эру цифровых носителей редко кто распечатывает снимки только для того, чтобы держать их на дальней полке в гардеробной.
Тихо прозвенел тревожный звоночек.
Я стал перебирать фотки и быстро понял, что на каждой был либо один Тоха, либо сестра с ним. Все. Никого больше. Никого.
Тревожный звоночек затрещал пронзительнее.
Сердце втопило и начало с бешеной скоростью качать кровь. Тело бросило в жар, а после его заколотило от озноба. У меня онемели, а затем дико задрожали руки. В мозгах случился квантовый взрыв, спровоцировавший выброс таких, сука, радиоактивных знаний,
