скрещиваю на груди руки, давая понять, что разговора не избежать.
Макар, заложив руки за голову, даже не думает скрывать хотя бы под тонкой простыней свой особый интерес к моей скромной персоне и, приподняв бровь, с интересом наблюдает за моими передвижениями.
— На чем мы остановились? — склонив голову, тру переносицу пальцами, пытаясь привести мысли в порядок.
Я весьма опрометчиво посчитала, что разговаривать на столь серьезные темы, лежа под ним голышом, нецелесообразно. Но, как, оказалось, смотреть на полностью обнаженного и очень возбужденного Макара отнюдь не легче.
— На том, что ты ждешь от меня понимания, душа моя, — с явной иронией в голосе напоминает.
— Так вот. Я хочу, чтобы ты меня услышал. Я не набиваю себе цену, не добиваюсь того, чтобы ты бегал за мной, не наказываю тебя. Я лишь хочу, чтобы мое желание и решение остаться с тобой не было иллюзией. Не для тебя, не для меня. Я хочу принять его сама. Без какого-либо давления.
— Я не давлю на тебя.
— Давишь.
— Малышка, не искушай меня демонстрировать сие действие.
Макар одним движением резко садится в кровати, не сводя с меня уже крайне серьезного взгляда. Уму непостижимо, как же быстро меняется у него настроение. От напускного спокойствия не остается и следа.
— Я лишь пытаюсь донести до тебя, что мне это необходимо. Мне хорошо с тобой, ты определенно мне не безразличен, но это всё же не мой осознанный выбор.
Застывает, едва успев натянуть боксеры, и вскидывает голову, впиваясь в меня предупреждающим взглядом, словно хищник.
— Боже, Макар, я просто не так выразилась.
Он с каменным лицом молча поднимает сброшенную в порыве страсти на пол одежду и неспешно одевается, не смотря в мою сторону.
Меня с ног до головы накрывает волной сожаления от неосторожно брошенных слов.
— Макар… — замолкаю, настороженно наблюдая за его приближением.
Упершись руками в спинку массивного кресла по обеим сторонам от меня, наклоняется и до боли нежно прикасается губами ко лбу. И вот эта невесомая ласка, несмотря на задетые чувства, бьет больнее хлыста, заставляя почувствовать себя последней дрянью.
— Я не… — большим пальцем ведет по моим губам, заставляя замолчать.
— Я буду в кабинете, — лишенным каких-либо эмоций голосом говорит тихо. Отталкивается от спинки кресла и, не сказав больше ни слова, выходит из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.
Вот и поговорили.
Обхожу кресло и обессиленно плюхаюсь в него. По широкому карнизу барабанят пока еще редкие капли надвигающегося дождя. Внутри зябко и сыро, прямо как за окном спальни. В душе полная сумятица.
И от чего-то так тоскливо и грустно.
Кажется, я уже скучаю, хотя нахожусь лишь через стену.
В общем, я уже понимаю, что крупно влипла. Что безболезненно уже не получится, вздумай даже сейчас я прекратить наши отношения. Но всё же есть вероятность, хоть и довольно маленькая, что я это переживу. Уйду с головой в работу, не дам себе даже минуты свободного времени на мысли.
Только работа и сон — вот моя панацея от одиночества и оглушающей боли. Проходили и знаем, что это за фрукт и с чем его едят. Стоит только помыслить, что это один из возможных исходов нашей встречи, как в груди противно ноет.
Кидаю взгляд на круглые часы и тут же подскакиваю. Время близится к трем, а я еще даже с нарядом не определилась для сегодняшнего мероприятия.
Бегу к себе в комнату и резко торможу на пороге, во все глаза глядя на черные коробки, которые лежат по центру кровати. Нерешительно подхожу и снимаю крышку с той, что ближе ко мне. Из недр тонкой белоснежной упаковочной бумаги виднеется необычайно красивая ткань глубокого бирюзового цвета. Уже смелее рву бумагу и достаю умопомрачительно прекрасное шелковое платье в пол. Мягкий и нежный шелк легко стекает с рук, стоит провести по нему ладонью. Осторожно кладу платье на кровать и открываю вторую коробку. Разглядываю бежевые лодочки на достаточно высокой шпильке. Взгляд падает на последнюю, самую маленькую коробочку. Уже смелее и с немалой долей азарта снимаю крышку и верчу в руках невероятно сексуальное боди.
Оставляю обновки на кровати и, на ходу, развязывая поясок халата, спешу в ванную комнату, уже представляя, как приму душ и примерю всю эту красоту.
Стоя под горячими струями, прокручиваю в памяти наш разговор с Макаром. Все-таки доля эгоизма присутствует в его желании не усложнять себе жизнь моим отъездом, и в какой-то мере я это понимаю. Макар привык жить, ни в чем себе не отказывая и не имея привычки ущемлять свои интересы.
У мужчин зачастую вообще всё проще, чем у нас, женщин. Иногда мне кажется, что для сильного пола существует только два оттенка в жизни: черное и белое, а вот для нас женщин — она играет разными оттенками чувств и эмоций. Но как бы там ни было, я хочу провести этот вечер в мире и согласии, сполна насладиться обществом волнующего меня до дрожи мужчины и предстоящим торжеством.
Приняв душ, заворачиваюсь в большое банное полотенце и сушу волосы феном, вытягивая локоны расческой. Когда с укладкой покончено, спешу в спальню, прикрываю дверь в комнату и надеваю мягкое невесомое кружево.
Боди садится как влитое, красиво приподнимая полушария груди. Подхожу к комоду и нахожу упаковку с тонкими чулками телесного цвета на кружевной резинке. Благодаря чрезмерному интересу Макара к женскому нижнему белью и аксессуарам, которые служат усладой для мужских глаз, их на полочке в комоде вдоволь, хватило бы на все случаи жизни. Надеваю неспешно чулки и подхожу к кровати, с любовью оглядывая платье.
Прохладная ткань приятно струится по телу мягкими волнами, длинный разрез сбоку, до самой кромки кружевной резинки чулок, кокетливо оголяет ногу при каждом шаге. Спешу в ванную и наношу легкий вечерний макияж. Прихватываю волосы на затылке заколкой с жемчугом, оставляя по обе стороны пару прядей, и придирчиво разглядываю свое отражение в зеркале.
Уже в спальне приваливаюсь спиной к закрытой двери ванной и замираю под пробирающим до мурашек взглядом.
Макар расслабленно сидит в кресле, закинув ногу на ногу. На короткий миг у меня перехватывает дыхание. Как он хорош в черном как смоль смокинге, белоснежной рубашке и галстуке-бабочке…
Взгляд темных глаз из-под полуопущенных ресниц медленно скользит по моему телу, на пару мгновений задерживаясь на обнаженном бедре. Выражение лица Макара остается беспристрастно холодным, и это путает меня, так как направленный взгляд обжигает не хуже пламени.
Когда наши глаза вновь встречаются, он неспешно поднимается с кресла и двигается
