ему термометр. Измерив температуру, заставила выпить настойку Пустырника.
— Ну что, Лисичка, за романтический вечер. Видишь уже наливают, осталось только киношку включить и будет все как задумывали.
Я улыбнулась.
— Пей, давай, романтик ты мой.
Смотрю на него и обдумываю его слова. Он признался в любви, так трогательно, так мило, так прямолинейно, по-мужски. На душе тепло и радостно. Неужели я не сплю? Мой герой, мой Журавлик любит меня. Что бы я без него делала? Каким бы был этот день без него? Если бы он сегодня погиб. Смогла ли я оклематься после этого? Вряд ли. Не представляю свою жизнь без его голоса, без его улыбки, без его шуток. Люблю его. Четко понимаю сейчас это. Хочу ли провести с ним всю жизнь? Да, несомненно.
В жизни критические ситуации оголяют человеческое нутро. Наверно они специально для этого и существуют, чтобы понять и расставить все по своим местам. Становится понятно кто есть кто. И что для тебя значит данный человек. Для нас сегодняшняя ситуация стала переломной. Риск потери, тревога за близкого человека показали нам, что мы на самом деле испытываем друг к другу. И я рада, что это оказалась взаимная любовь.
Словила на себе задумчивый взгляд Максима. Растерялась. Спрашиваю его:
— Кушать хочешь? Я еды принесла.
— Хочу, но сил нет. Слабость.
— Тогда бульон. Давай попою тебя.
Достаю бульон, еще теплый. Максим заставляет поесть вместе с ним. Вредничает, а может заботится. Иду у него на поводу. Тоже ужинаю вместе с ним. Еще и соседа по палате угощаю. На всех еды хватит. После позднего ужина вижу, что у Максима очень уставший вид. Хочу уйти, оставить его, чтобы поспал. Но он не отпускает меня, держит за руку. Просит полежать рядом с ним. Мне неловко. Мы же в больнице.
— Лисичка, я все равно не смогу уснуть, меня знобит. Считай, что по медицинским показаниям тебе нужно согреть меня своим теплом. Это не блажь, это необходимость.
Не знаю, можно ли его слова воспринимать всерьез.
— Максим, а если вдруг кто зайдет? — сопротивляюсь, хотя уходить совсем не хочется.
— Свалим все на меня. Скажем, что у меня бред, галлюцинации и только таким способом я избавляюсь от них.
— Максим! Это не шутки.
— Анюта, какие шутки. Мне холодно. Ты можешь меня согреть?
Вот как отказаться? Руки у него действительно холодные. Ложусь к нему на грудь, обнимаю его, а ноги оставляю свисающими на пол. Чувствую его обнимающую меня холодную руку. Он не обманывает. Ему правда холодно. Лежу и слушаю его сердцебиение и дыхание. Постепенно оно выравнивается, замедляется. Значит, засыпает. Согрелся мой Журавлик. Заходит медсестра с грелками.
— Журавлев, я вам грелки принесла.
Максим просыпается. Блин, ну только ведь уснул. Я приподнимаюсь.
— Спасибо. Но я нашел грелку во весь рост, можно я лучше со своей.
Она оценивает меня быстрым взглядом. Улыбается.
— Шутите все, Журавлев.
— Да какие тут шутки. Мне кажется только рядом с ней я согреваюсь.
— Сейчас принесу термометр, проверим. Пока положите под подмышки.
Медсестра подошла к нему, я резко встала с кровати. Она подняла его руку и положила грелку, тоже проделала с другой рукой.
— Так я вообще не усну. Я чувствую себя робокопом, который завис в горизонтальном положении. А если еще учитывать мои модные трусы, то я просто вылитая пчелка Майя.
Она снова улыбнулась и молча ушла. Вернулась с термометром. Измерила температуру и констатировал факт, что она, правда, слегка поднялась.
— Я же вам говорю, что моя девушка лучшая в мире грелка. Можно она останется со мной на ночь? Ну, пожалуйста. Это психологическая и физическая помощь в моем лечении. Я сразу пойду на поправку, вот увидите.
— Да исполните вы просьбу парня. Он людей спас, ему награда полагается, — неожиданно вступился за нас сосед по палате. Не зря я его накормила.
Три пары глаз смотрят на медсестру.
— Я не могу. Обход будет в 21.00. Что я скажу, почему посторонние в палате? — по интонации понимаю, что она колеблется.
— Я в туалет спрячусь во время обхода, а рано утром уйду, — пытаюсь давить на ее жалость. — Пожалуйста, мне будет спокойнее, если он будет под моим наблюдением.
— Ну хорошо. Только если что, то я была не в курсе вашей затеи.
Она возвращается к Максиму, убирает грелки.
— Договорились. Спасибо, — Максим благодарит ее.
Она ушла. Мы до 21.00 болтали с соседом по палате. Интересный мужчина оказался. Попал сюда с аппендицитом. Уже пару дней лежит один и рад нашему соседству. У него тоже есть жена и двое детишек, поэтому он понимает нас молодых и влюбленных.
В 21.00 я ушла в туалет и просидела там пятнадцать минут, пока не закончился обход. Чувствую себя преступницей, но награда высока — провести ночь рядом со своим мужчиной. Обнимать его, вдыхать его запах и слушать сердцебиение. Вернулась в палату, сняла обувь, забралась к нему под одеяло и погрузилась в его объятия. А чем не романтический вечер? Какая разница где? Главное, рядом с любимым человеком. Максим уже проваливался в сон, когда я ему тихонько на ушко произнесла: «Люблю тебя, мой Журавлик».
Максим
Спать с Лисичкой просто блаженство. Даже несмотря на узкую, скрипящую и жесткую больничную кровать. Рука под утро затекла, но даже в этом случае, я боялся пошевелиться, чтобы невзначай разбудить ее. Наслаждался моментом, ведь мы не часто спим вместе. Вдыхал ее аромат, слушал ее дыхание. Представлял, что мы на необитаемом острове лежим в гамаке. Правда, видимо в самом дешевом гамаке, судя по степени комфортности. Я даже слышал вдали шум волн и прибоя. Как оказалась, в действительности это просто уборщица мыла полы так смачно и сыро.
Анюта рано проснулась, сразу посмотрела на меня. Мое рыжее солнце. Приподнялась и поцеловала меня. Хочу так просыпаться каждое утро и вместо завтрака получать ее поцелуи. Мы как-то углубились, и по ощущениям, царским трусам неожиданно пришел конец. Не выдержали они напора моего желания. Теперь точно с ними расстанусь. Вернее, они со мной. Встану, а они гордо останутся на кровати.
Понимаю, что Аня сейчас прощается со мной. Ей сегодня нужно на работу, а так не хочется ее отпускать. Но знаю, что придет день и мы будет всегда вместе. Глажу ее лицо и запоминаю ее улыбку. Целые сутки ее не увижу.
— Максим, я завтра после работы приду. Хорошо?
Шепчет мне, боясь разбудить соседа. Но его храп говорит о крепком сне.
— Лисичка, а у меня есть
