немало поспособствовала та самая водка, которую принёс отец. Зря Даша переживала и злилась. У каждого нашлось в копилке немало историй и случаев из практики, над которыми все смеялись до слёз. И только Даше пока не было особо о чём рассказать, да и стеснялась она, и мама не участвовала в общем веселье, думая о чём-то своём. Но, похоже, кроме Даши этого никто не заметил.
* * *
Фёдор собирался произнести тост, достать бархатную коробочку из кармана, сделать официальное предложение Даше и надеть ей на палец кольцо, которое купили с родителями сегодня утром, но раздался звонок его телефона. На звонки Фёдор отвечал всегда.
— Фёдор Сергеевич, — услышал он встревоженный мужской голос. — У нас только что отошли воды. Что нам делать?
— Ехать в роддом, — улыбнулся он невидимому собеседнику.
— Фёдор Сергеевич, мы не можем, мы хотим рожать у вас, а вы дежурите только завтра. Я позвонил в отделение и всё узнал. Может быть, нам стоит подождать?
— Вы хотите сами принять роды у своей жены?
— Она мне не жена, — уверенно сообщил мужской голос.
Невидимый собеседник говорил довольно громко, его слышал не только Фёдор, но и все сидящие за столом. Старались не смеяться, чтобы не смущать то ли будущего отца, то ли просто сочувствующего, но улыбались все.
— Ребёнок ваш? — продолжил расспрашивать собеседника Фёдор.
«Кто это?» — беззвучно спросил Роман Владимирович, на что Рябина лишь пожал плечами.
А из трубки уже менее уверенно прозвучало:
— Я не знаю.
— У кого отошли воды? — Фёдор еле сдерживал смех.
— У нас с Гелечкой. Фёдор Сергеевич, скажите, что нам делать, Гелечка плачет, довели вы её. Нам к началу смены подойти? К восьми прямо?
— Вызывайте скорую и езжайте в роддом, можете вместе с Гелечкой.
— Доктор, а вы?
— Ну и я. Куда я от вас денусь…
Фёдор извинился перед присутствующими, вышел изо стола, быстро оделся и перед самым уходом достал красную бархатную коробочку и, наспех поцеловав Дашу, надел ей на палец кольцо.
С тем и ушёл.
Часть 33
Даша мыла посуду, а мама и Дмитрий Иванович — даже в мыслях не получалось называть его отцом — вытирали тарелки праздничного сервиза, раскладывали по местам ложки и вилки.
— Ты Фёдору салатики в контейнеры на завтра положила? — поинтересовалась мама.
— Да, конечно, на работу пойду — отнесу, — отвечала Даша.
— Кольцо дома оставь, дорогое ведь, не дай бог потеряешь, — посоветовала мать.
— Не потеряю, а Феде будет приятно, что не сняла. — Даша чувствовала негатив, исходящий от матери, злилась, потому что не могла понять причину такого отношения. — Мам, чем ты недовольна? Сваты не понравились?
Мама пожала плечами.
— Да нет, с виду люди приличные. Одного не поняла, почему у Фёдора Сергеевича отца Романом зовут?
— Потому что Мария Андреевна после смерти мужа вышла замуж за его друга, — задумчиво произнёс Дмитрий Иванович. — А ведь я отца Фёдора знал. Ну, не так чтоб близко… Я тогда в ординатуре по нейрохирургии учился, он моим руководителем был. Да, я целенаправленно к нему поступал сразу после института, боялся, что не пройду по конкурсу, но всё сложилось. Сергей Фёдорович заведовал отделением в созданном им медицинском Центре неврологии и нейрохирургии. Да и жил он в то время в одной общаге со мной.
— В смысле в общаге? — удивилась Даша.
— Там история какая-то нехорошая была, всякое говорили: или что жена его с медсестрой застала, потому выгнала, или что она сама от него гульнула… Но в последнее поверить было сложно, потому что все сходились на том, что квартиру он ей оставил. А с чего бы он оставил квартиру практически в центре Москвы жене-изменнице?
Даше было очень неприятно слышать такое, и она уже собиралась возмутиться, потому что лить грязь на свою семью — а родителей Феди она уже считала своей семьёй, — позволить не могла. Дмитрий Иванович ей был в этот момент особенно неприятен. Она уже хотела раскрыть рот и высказать всё, что думает по этому поводу, но не успела.
— Ты был нейрохирургом? — удивилась мама.
— Был. Я почти девять лет в детской травме отработал.
— Интересно, — мама пожала плечами, встала и принялась расставлять тарелки в шкаф, — почему ты никогда не говорил об этом?
— Ты не спрашивала, — разочарованно произнёс Дмитрий Иванович и добавил почти шёпотом: — Ты ни о чём не спрашивала, Ира…
— А если бы спросила? — с вызовом проговорила она.
— То ты бы узнала, что в нашу с тобой больницу я пришёл работать буквально за пару недель до тебя, а до этого лежал в стационаре, а потом проходил реабилитацию по поводу сочетанной травмы: бедренный сустав мне заменили, а подвижность в правом локтевом восстановилась не полностью. О нейрохирургии пришлось забыть. Прошёл специализацию, и меня взяли в отделение нейроинфекций. Кстати, к тому моменту я уже был разведён. Старший сын, Ванька, остался со мной, двух младших жена забрала. Для них я всю жизнь был воскресным папой.
Даша переводила взгляд с отца на мать, а потом с матери на отца. Как же так?! Они встречались, он помогал ей, а она даже не поинтересовалась где, с кем и как он живёт! Хотя и она сама о Феде, по большому счёту, ничего не знает, но узнает, расспросит его обо всём. Мама же продолжала пытаться уличить отца во вранье, найти подтверждения своей «правоты». Правда, с каждым вопросом топила сама себя.
— Я звонила тебе как-то домой, ответил мальчик, сказал, что сын. — Она говорила рваными фразами, словно выносила обвинительный приговор.
— Мой сын всегда жил со мной, сын — не жена. Кстати, сейчас у меня два внука от Ваньки.
— Рыжие? — спросила Даша, вклинившись в разговор. Мама посмотрела на неё обиженно, а Дмитрий Иванович с удовольствием ответил.
— Нет, тёмные, у меня сноха чернявая. — Он улыбнулся ей, а потом снова обратился к маме. — По какому поводу звонила?
— Дашка болела сильно, хотела проконсультироваться. Да какая разница теперь-то! Сколько лет прошло, дочь взрослая. Расскажи лучше об отце Фёдора.
— Он был гений. Наверно, за это ему прощался скверный характер и многочисленные интрижки. Женщины его любили.
— А он? — спросила Даша.
— Не знаю, не до сплетен мне было, я весь учёбе отдавался. Думаю, ему нужна была разрядка после операций, это был ни к чему не обязывающий секс. Мы жили на одном этаже, я видел тех женщин, что к нему приходили. Особенно часто это была медсестра из его отделения, как её звали — не помню. А потом
