Маруся встала, походила кругами по гардеробной, время от времени косясь в зеркало. Грим совершенно не мешал ей, он как будто бы стал ее кожей, и так мгновенно, так легко!
«Даже на улицу можно выйти, – радостно подумала она. – Точно, прямо так в кафе и схожу».
Еще не очень ясная, но будоражащая мысль о том, какой будет ее следующая реприза, уже вторые сутки вертелась у нее в голове. А теперь, в этом неожиданном гриме, Марусе показалось, что идея стала как-то ближе к ее душе, что она вот-вот сложится в четкий рисунок.
Она торопливо натянула куртку – к счастью, в начале марта стало уже почти тепло и можно было не надевать опостылевшую школьную цигейку, – влезла в прохудившиеся, но зато легкие полусапожки и выбежала из гардеробной.
Увлекшись гримом и неясными мечтаниями, Маруся совсем забыла спросить у кого-нибудь знающего, где находится ближайшее интернет-кафе. Ей почему-то казалось, что эти заведения есть на каждом углу, но, выйдя на Цветной бульвар и оглядевшись, ни одного подобного она поблизости не заметила.
То и дело задирая голову, чтобы не пропустить нужную вывеску, Маруся пошла по бульвару к Трубной площади. Она вспомнила, что Толя, кажется, пока не купил ноутбук, ходил вечерами с Рождественского бульвара на Трубную, если ему нужно было срочно отправить письмо по электронной почте.
Все-таки неясные мечтания не способствовали удаче. Задумавшись, Маруся совсем позабыла про большую дырку на подошве левого полусапожка и вступила в глубокую, полную снежной каши лужу. Вздрогнув от мокрого холода, она на одной ножке поскакала к автобусной остановке и, усевшись на пустую лавочку под козырьком, принялась трясти ногой, чтобы вылить из сапога воду.
И людный Цветной бульвар, и обычно шумная Трубная площадь сейчас, на переломе дня и вечера, были совсем пустынны. Очень уж плохо располагала к прогулкам промозглая, слякотная мартовская погода. Маруся сидела на остановке в полном одиночестве и, несмотря на судорогу, которая свела мокрую ногу, с замиранием сердца прислушивалась к шороху крыльев у себя в душе. Бабочки не обращали внимания ни на ногу, ни на погоду и никуда не улетали.
– Ну что, работаем? – вдруг услышала она и, вздрогнув, огляделась.
Непонятно было, к кому могут относиться эти слова. Маруся, дрыгающая ногой, явно никакой полезной работы не совершала. А между тем милиционер, вышедший из бело-голубых «Жигулей», так же явно обращался к ней. Он зашел под козырек остановки и, упершись рукой в столб, смотрел на Марусю. Несмотря на то что он о чем-то ее спрашивал, лицо его не выражало никакого интереса к какому бы то ни было ответу. Выражение небрежной вялости было на этом лице главным.
– Кто работает? – удивленно спросила Маруся.
Легкие крылышки встрепенулись последний раз и затихли. Бабочки не могли порхать при таких вот скучных людях, поэтому Марусе очень сильно захотелось, чтобы эти люди – к первому милиционеру подошел уже и второй – как можно скорее исчезли.
– Видишь, сержант, – обратился первый милиционер ко второму, – какие девки пошли непонятливые. Кто-кто... Конь в пальто! Ты, спрашиваю, работаешь?
Теперь его голос прозвучал уже не вяло, а грубо, и таким же грубым, а вернее, жестким сразу стало лицо.
– Я? Вообще-то да, – удивленно пробормотала Маруся.
Все-таки она не понимала, какое дело этим милиционерам до ее работы.
«Может, они в цирке меня видели? – совсем уж глупо мелькнуло у нее в голове. – Да ну, я же не на манеже еще!»
– Не непонятливые они, а наглые без меры, – зло и весело произнес второй милиционер. – Мало их, блядей, гоняют в хвост и в гриву. Расселась тут как дома – рабо-отаю!.. – передразнил он. – На субботничек бы тебя поставить, живо б нахальства поубавилось.
Тут только до Маруси наконец дошло, что милиционеры приняли ее за проститутку.
– Я... не здесь!.. – воскликнула она. – Я совсем не то!..
Может, если бы все это случилось в какой-нибудь другой день, Маруся смогла бы сказать что-нибудь более разумное. Не с луны же она, в самом деле, свалилась, не впервые милиционера увидала! Но все, из чего состояла последнее время ее жизнь – манеж, Тяпа, грим, бабочки, – было так далеко от того, что вдруг, ни с того ни с сего, стало происходить с ней в эту минуту, что она просто растерялась.
– Я не такая, я жду трамвая, – хмыкнул первый милиционер. – Паспорт показывай, чего фонари вылупила?
И тут Маруся почувствовала, как жгучая, злая обида заливает все у нее внутри – там, где только что трепетали разноцветные крылья. Она ведь и сама каких-нибудь полчаса назад думала, что глаза у нее стали как лампочки, и пыталась угадать, почему это так, и обрисовывала их гримом, чтобы они были посмешнее. И вдруг о том же говорит ей какой-то злобный посторонний человек, и говорит так, что это звучит оскорбительно!
– Почему вы так со мной разговариваете? – дрожащим от обиды голосом произнесла Маруся. – Почему вы решили, что я... что...
– Да у тебя на лбу написано, что ты, – оборвал ее сержант. – И цена там же проставлена. Так как насчет паспорта?
– У меня с собой нету, – растерянно ответила Маруся. – Я забыла...
Она только теперь сообразила, что из-за своего блаженного состояния вышла из цирка без сумки. Непонятно, на какие деньги она собиралась посещать интернет-кафе: кошелек, ясное дело, тоже отсутствовал.
– Кто бы сомневался. – На лицо первого милиционера вылезла довольная улыбка. – Сама откуда? Украина, Беларусь, Молдова?
– Из Подмосковья. Ближнего.
– У вас и Тамбов ближнее Подмосковье. Ладно, Андрюха, чего с ней время терять? Давай ее в машину, разберемся.
– Но я правда из Подмосковья! – воскликнула Маруся; голос прозвучал дурацким писком. – У меня паспорт совсем рядом. В цирке!
– Ты и сама, может, из цирка? – захохотал сержант. – А что, за обезьяну сойдешь. Вот и посидишь у нас в обезьяннике, пока личность установим. Заодно и на общественных началах поработаешь, не все ж деньги драть с трудящихся мужиков.
С этими словами он взял Марусю за рукав куртки и потащил к машине. Сопротивляться было так же бесполезно, как и звать на помощь. Хватка у сержанта была крепкая, а редкие прохожие нисколько не интересовались разборкой милиционеров с проституткой.
Маруся сжала зубы и, чувствуя, что все у нее внутри холодеет, как будто она провалилась в снежную кашу не по щиколотку, а по самую макушку, пошла к милицейской машине. Правда, она все-таки попыталась схватиться за открытую дверцу, но это ей, конечно, не помогло. Сержант коротко ударил ее по пальцам ребром ладони. Маруся вскрикнула.
– Куда девушку сопровождаете, сержант? – вдруг услышала она у себя за спиной.
Рука, державшая ее за плечо, сразу разжалась, и Маруся подумала, что, будь она сержантом, тоже сразу разжала бы руку. Очень уж уверенно, по-командирски прозвучал этот голос.
