только обо мне, я бы не торопился переезжать, но недавно я приобрел кое-какой ценный груз, которым не хочу рисковать.
— Оу. Как мило. Назови меня еще раз словом «груз», и посмотрим, сколько времени пройдет, прежде чем тебе сломают нос. Можешь спросить Кирана, он тебе скажет.
Удивленный моим едким тоном, Деклан коротко выдыхает через нос. Затем он, ухмыляясь, шлепает меня по заднице.
— Надень пальто и ботинки.
Я хлопаю ресницами в его сторону и поднимаю руки.
— Я даже надену рубашку, если ты просто развяжешь меня. Сэр.
Деклан бормочет:
— Башковитая чертовка, — и развязывает узел на галстуке. Затем он быстро и крепко целует меня и отворачивается. Его галстук болтается в пальцах, пока Деклан проходит в гостиную, берет пульт дистанционного управления с большого стеклянного журнального столика, включает телевизор и переключает канал на новостной блок.
Когда я поворачиваюсь, чтобы выйти из кухни и направиться в спальню одеваться, мужчина-репортер мрачным тоном рассказывает об ужасном обнаружении еще одного обезглавленного тела на городской свалке, предположительно, это человек, известный властям как лидер местной транснациональной банды MС-13.
Я замираю. По рукам пробегают мурашки.
MС-13 была той бандой, которая преследовала нас от аэропорта. Банда, о которой говорил Деклан, убила бы нас, если бы поймала.
Были ли они и той бандой, ответственной за убийство его босса Диего, обезглавленное тело которого подобным же образом бросили на городской свалке?
Думаю о татуировке, которую Деклан сделал над сердцем, и мурашки по рукам распространяются по всему телу.
«Мне отмщение», гласит надпись.
Возможно, это не только часть отрывка из библейского писания.
Может быть, это больше похоже на заявление о миссии.
Когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, Деклан неподвижно стоит посреди гостиной и смотрит репортаж с мрачной, довольной улыбкой.
Мы покидаем высотку в середине каравана из дюжины черных внедорожников.
На выезде из гаража половина из них поворачивает налево. Другая половина поворачивает направо. В следующем квартале происходит то же самое, пока в нашем сопровождении не остается только две машины, когда выезжаем из города.
Это техника уклонения. Я также ощущаю напряжение в машине. И Деклан, сидящий рядом со мной, и Киран, сидящий за рулем, напряжены, как пружины. Я понимаю, что они высматривают любого, кто может попытаться напасть на нас внезапно или последовать за нами к нашему новому месту назначения.
Чего не понимаю, так это того, насколько я тоже взвинчена.
Волнуюсь не за себя. За Деклана. Из-за того, что может с ним случиться. Его могут арестовать. Его могли застрелить. Он мог быть взят в плен и подвергнут пыткам конкурирующей бандой. И я была бы беспомощна что-либо с этим поделать.
Я ненавижу быть беспомощной. И также ненавижу нервничать.
На самом деле, я нахожу довольно много вещей, которые можно ненавидеть в этом новом ландшафте под названием «забота», большинство из которых связано с изменениями во мне самой.
Как ты можешь быть крутым, когда постоянно беспокоишься о ком-то другом?
Деклан замечает беспокойство и сжимает мою ладонь.
— Мы скоро будем на месте.
— Как далеко это находится? — спрашиваю я.
— Мы полетим на вертолете из аэропорта. Лететь один час.
— Куда именно?
— Мартас-Винъярд.
Деклан внимательно наблюдает за моим лицом, пока я перевариваю эту информацию, и крепко сжимает мою ладонь.
— С каких пор у тебя дом в Мартас-Винъярд?
— Где-то пару дней.
Я удивленно приподнимаю брови:
— Дней?
Сухим тоном Деклан говорит:
— Я не знал, сколько твоих бывших любовников попытаются пробраться в мой дом.
— Ты делаешь все довольно быстро.
— Если меня правильно замотивировать, то со скоростью света, — бормочет он, не сводя с меня пристального взгляда.
— Значит, теперь у тебя есть мотивация?
— Ты же знаешь, что есть.
— Это из-за меня?
— Не будь такой скромницей.
— Но я такая милая, когда скромничаю.
Деклан протягивает руку и гладит меня по щеке.
— Ты волнуешься?
— Черт возьми, да.
— По поводу чего?
— Что ты умрешь в преклонном возрасте, и мне придется срочно искать риелтора, чтобы избавиться от этого любовного гнездышка, которое ты случайно прикупил.
Зная, что я не хотела признаваться, что беспокоилась о том, что может с ним случиться, Деклан хихикает:
— Вряд ли это можно назвать райским уголком.
— Что ты имеешь в виду?
— Это поместье площадью десять тысяч квадратных футов на шести акрах.
Мои губы приоткрываются, но у меня не получается даже пикнуть.
Он улыбается, видя мое потрясение.
— Еще есть пляж. Собственная вертолетная площадка. У Обамы дом неподалеку.
Ошеломленная, я тихо произношу:
— О, хорошо. Мы можем вместе выпить коктейли, поговорить о мире во всем мире.
— Сомневаюсь в этом.
— Почему нет?
— Ты же позиционируешь себя, как члена либертарианской партии США. Они, вероятно, подумали бы, что ты — чокнутая.
Я закрываю лицо руками.
— Чувак, эта проверка биографии на самом деле была чем-то совсем иным.
Деклан тихо говорит:
— Да. Она позволила найти кого-то столь очаровательного. Женщину, которая марширует в такт ритму своего барабана.
Я опускаю руки и смотрю на него.
— Ты хочешь сказать, что я — эксцентрична.
— Просто пытаюсь сказать, что ты — личность превыше всего остального.
— Нет, прежде всего, я умнее тебя, помнишь?
— Ты также без ума от меня.
Взволнованная жаром в его взгляде, я отвожу взгляд.
— Или, может быть, просто сумасшедшая.
Деклан наклоняется, целует меня в раскрасневшуюся щеку и шепчет мне на ухо:
— Ты боишься, что мне навредят. А это значит, что ты без ума от меня. Признай это. Я хочу услышать, как ты произносишь эти слова.
— Если ты собираешься быть самодовольным по этому поводу, я напомню тебе, что я также беспокоюсь о Ставросе.
— Как если бы кто-то беспокоился по поводу домашнего питомца. Для тебя он не более чем песчанка. Я, же с другой стороны…
— Эгоистичный монстр? — Я улыбаюсь ему. — Согласна.
Деклан кладет руку мне на горло и хрипло парирует:
— Монстр, который хочет, чтобы ты призналась ему, что ты к нему чувствуешь.
Я бросаю взгляд на Кирана, сидящего на водительском сиденье.
— Сейчас?
— Сейчас. Твоя речь о Гранд-Каньоне пробудила во мне жажду большего.
— Я не могу повторить это. Это было импровизацией.
— Боже, как мне нравится, когда ты используешь все свои громкие слова.
— Не веди себя, как осел.
— Подумай о чем-нибудь, что описывает то, что ты чувствуешь ко мне. Просто назови мне что-то одно, детка.
Его горячее дыхание обжигает шею. Рукой он крепко сжимает мое горло. Его голос низкий и грубый, и все это заводит меня, как будто внутри тела щелкнули выключателем.
Я закрываю
