Недолго раздумывая (сложно мыслить она была не способна, но хватку имела железную), тормознула на улице патрульный милицейский газик с водителем и сержантом на переднем сиденье.
— Мальчики! Плачу по сто баксов, помогите забрать ребенка, тут рядом.
Хотя «мальчики» и были впечатлены внешностью дивы, все-таки уточнили: чей ребенок и что за происшествие?
— Мой собственный ребенок! Вот паспорт. Чисто по закону. Папа, скажи! — ткнула Лена отца.
Семен Алексеевич побаивался представителей правоохранительных органов и только продудел:
— Оно, конечно, она мать, хотя…
— Отец моего маленького, — Лена сделала трогательную плаксивую гримасу, — шантажирует, требует денег, издевается над крошкой… Ну, мальчики! Помогите нечастной женщине!
Не помочь такой красавице? Да еще за хорошую мзду?
Бравые милиционеры ворвались в квартиру и обнаружили там лишь испуганную женщину, представившуюся няней. Она твердила:
— Отец Андрей велел все решать через адвокатов. Через адвокатов отец Андрей велел…
Это были точные инструкции Андрея: пусть Лена добивается ребенка через адвокатов.
Никаких адвокатов, конечно, в наличии не имелось. Но милиционеры об этом не знали. «Отец Андрей» было воспринято как имя священнослужителя. Разборки в поповской семье? Адвокаты и родительские дрязги? Тухлое дело. Накостылять, не нарушая закона, в угоду симпатичной барышне и за хорошую плату — это пожалуйста! С адвокатами связываться — извините! Милиционеры, не будь дураками, развели руками и поспешили на выход. Деньги обратно и не подумали вернуть.
У Лены от злости, разочарования, рухнувших планов слезы из глаз брызнули. Но Марию Ивановну не растрогали. И Семен Алексеевич горько покачал головой:
— Кукушкиным слезам веры нет. Не обломилось Петьку продать? Убирайся, доченька! Я ж не Марина, так тебе накостыляю, что ни в какой бордель-балет не примут!
Мария Ивановна отчетливо услышала, как дочь Семена Алексеевича, выходя, бормотала: «Уроды! Отмороженные уроды!»
Это о них? О родном отце, раздавленном горем после смерти любимой жены и ее, Лены, матери? Об Андрее, взвалившем на себя тяжкий груз ответственности за ребенка, в кровной принадлежности которого остались сомнения? О ней, няне и крестной матери, готовой жизнь отдать за улыбку Петечки? О Марине, истово любящей не ею рожденного ребенка?
***
Первопричина бурления страстей, Петька единственный пребывал в полном неведении разыгравшейся драмы и никак не реагировал на происходящее. То есть вел себя как обычно — дул в подгузники, поскольку горшок, конечно, забыли, рвался на пол исследовать плинтусы на предмет их отрывания и ножки мебели на предмет устойчивости. Маринины родители бегали за мальчиком, шустро ползающим на четвереньках по квартире, и только успевали отнимать у него предметы, к еде не предназначенные.
Однако вечером Петька раскапризничался, не засыпал, хотя глаза тер не переставая.
— Животик у него твердый, — определила Марина и стала звонить Мариванне. — Петечка сегодня какал?
Няня, она же крестная мама, говорила замедленно, точно спросонья:
— У меня не какал. И у вас? Сегодня утром дала Петечке грушевое пюре. Груши его крепят. Надо, чтобы обязательно облегчился! Лучше всего поставить микроклизму с маслом.
За клизмой и вазелиновым маслом в дежурную аптеку отправился Игорь Сергеевич, Маринин папа…
Три дня Андрей ходил на работу в одной и той же сорочке. Марина ее вечером стирала, а утром утюжила. Носки и трусы под краном в ванной он стирал самостоятельно и вешал сушиться на батарею. Коллеги по новой работе могли подумать, что у Доброкладова только одна дорогая рубашка и он будет носить ее до полного обветшания.
Марина взяла отгулы и сидела с Петькой, то есть возила его на массаж, гуляла, кормила, укладывала днем спать. Из-за постоянного напряжения и внимания — как бы чего с ребенком не случилось — уставала больше, чем после аврала на работе. Вечером с облегчением принимала помощь мамы.
Мария Ивановна была на постоянной консультативной телефонной связи. Семен Алексеевич доносил из стана противника, она же его родная дочь. Шпион из Семена Алексеевича получился никудышный, информация доходила расплывчатая. «Затеяла что-то, стерва», — говорил он, а подробностей не знал. Неопределенность действовала всем на нервы.
Семен Алексеевич лукавил. Его дочь улетела в Германию тем же вечером и ничего затеять не успела. Но сам он имел веские основания не говорить правды и подержать молодых, Андрея и Марину, вдалеке от собственного жилья.
Надо было ехать покупать рубашки, и белье, и носки. Или за одеждой можно домой заскочить? Ведь не устроила же Ленка засаду в подъезде! Андрей прямо спросил Семена Алексеевича:
— Ваша дочь наняла частных детективов, адвокатов? Они пасутся около моего дома?
— Да не так… чтобы очень… — мялся Семен Алексеевич и явно чего-то не договаривал. А потом вдруг попросил: — Андрюха, у меня к тебе разговор есть… личный.
— Вечером заеду и поговорим.
— Не, лучше на нейтральной почве. К твоей работе подгребу, скажи адрес и время.
***
Андрея мучили самые дурные предчувствия. Ленка затеяла судебную тяжбу, дедушка переметнулся на сторону дочери, терзается, будет прощения просить и говорить, что матери виднее, как своего ребенка воспитывать.
Семен Алексеевич ждал его около машины и действительно выглядел растерянным и смущенным. Плевал Андрей на его смущение! Когда Петьку к нему приволок, не стеснялся! Поздно пить боржоми!
Но когда сели в автомобиль и Семен Алексеевич заговорил, от злости Андрея не осталось и следа.
— Такое дело, Андрюха! Я с Машей… того…
— С какой Машей? Чего того?
— С Марией Ивановной… значит… Ну, ты меня как мужчина мужчину понимаешь?
— Минуточку! Хотите сказать, — выпучил глаза Андрей, — что вы нашу няню… соблазнили?
— Ага! Но по обоюдному ее желанию!
— Вот это номер!
Андрей напрочь забыл, что Марина его предупреждала: между дедушкой и Мариванной шуры-муры. (Нужно иметь запасную голову для хранения всяких женских глупостей.)
— Мне шестьдесят первый год, — оправдывался Семен Алексеевич, — но по мужской части не засох… жена в последние годы болела. Я ей при жизни не изменял! А тут не устоял… И еще, я у нее, у Маши, такая симфония ля-мажор, первым был… в смысле мужчина… Представляешь?
— Да, Семен Алексеевич! — Андрей изо всех сил, старался не улыбаться, потому что дедушке было не до шуток. — Натворили вы дел! Распечатали девственницу преклонных годов.
— Кто же мог подумать, что она вековуха, до пенсии ни с одним! А ведь внешне, согласись, не уродка, а даже наоборот. Что мне делать-то, Андрюха?
