— Знаю. Но люди меняются. Никогда не видела его таким увлеченным.
Рори ответила сдержанной голливудской улыбкой, означавшей, что она уже все решила. Имея такого отца, как Пол, Джорджи вовсе не требовалось давить на кого-то, но никто, кроме нее, не мог выиграть эту битву. Она отчаянно хотела сыграть Элен, и успех Брэма был ее пропуском в совершенно новый мир серьезного кино.
— Думаю, увлеченность очень много значит, когда речь идет о великой картине. Весь опыт в мире не имеет значения, если режиссер не влюблен в проект.
Искренняя страсть Брэма к «Дому на дереве» заставила ее осознать, как долго сама она не испытывала ничего подобного. Роль Элен вернет ей эту страсть.
Рори подалась вперед и испытующе вгляделась в лицо Джорджи:
— Если действительно хочешь помочь Брэму, убеди его отойти в сторону и позволить мне заняться проектом.
— Это означает, что он не может быть продюсером… или главным героем.
— Брэм хороший актер, а фильм нуждается в гениальном. Его же возможности ограниченны.
Ограниченны. Как и возможности Джорджи…
— Впрочем, довольно бесплодных разговоров. — Рори изложила собственное мнение и намеренно сменила тему. — Я слышала, что дочь Джейка и Флер вернулась в Лос-Анджелес.
Джорджи поняла, что настаивать бесполезно, и заговорила о подругах.
— Настоящая женская дружба требует времени, которого у меня никогда нет, — холодно заметила Рори. — Но все имеет свою цену, а я люблю свою работу. И поэтому не жалуюсь.
Может, и нет, но Джорджи показалось, что в голосе Рори прозвучали нотки сожаления. Она жизни не представляла без поддержки подруг и перед уходом вдруг услышала собственный голос, приглашающий Рори на завтрашний ужин.
К ее удивлению, Рори согласилась.
Брэм ждал ее по другую сторону калитки.
— Ну как все прошло?
— Нормально.
Пожалуй, лучше отложить на завтра сообщение о том, что она пригласила Рори. Если сказать сейчас, он выпишет из Франции шеф-повара и наймет оркестр. На ее деньги.
— Насколько нормально?
— Я сказала, что не буду чернить тебя. И сдержала слово.
— Хочешь сказать, что все так и было?
— Я объяснила, что ты повзрослел и воспылал истинной страстью к проекту.
— Правда, объяснила? С совершенно серьезным лицом?
— Абсолютно! Господи, мне поклясться, что ли?
Он схватил ее в объятия и прильнул к губам чувственным поцелуем. И при этом его глаза восторженно блестели, как у добермана, которому неожиданно кинули здоровенную мясную кость. Джорджи немедленно начала таять. А почему нет? После всего, что ей пришлось пережить, она заслуживала безграничного, бездумного наслаждения.
Он обнял ее за бедра.
— Где Мег?
— На концерте. Хочешь секса втроем?
— Не сегодня.
Он снова поцеловал ее. И снова. Они ласкали друг друга и не могли оторваться.
Наконец он отпустил ее, да так резко, что она едва не упала, и бросился к веранде.
— Чаз! Эрон! Немедленно сюда!
Ему пришлось крикнуть еще раз, прежде чем они появились. Эрон работал сверхурочно, переделывая сайт Джорджи.
У него на шее висели наушники. Чаз держала в руке смертоносный на вид мясницкий нож.
Брэм вытащил из бумажника пару пятидесяток.
— Вы оба свободны на сегодня. Это небольшой бонус за усердную работу. А теперь проваливайте. Увидимся утром.
Эрон уставился на банкноты с таким видом, словно в жизни не имел дела с деньгами. Чаз злобно скривилась:
— На случай если никто не заметил, я готовлю ужин.
— И я знаю, что завтра он будет еще вкуснее.
Он взял их за руки и повел к двери, выходившей в гараж. Все это время Чаз громко протестовала.
— По крайней мере позволь мне хотя бы выключить гребаную плиту, прежде чем ты сожжешь дом!
— Я все сделаю сам.
После ухода парочки Брэм схватил Джорджи за руку, втащил в дом и запер двери. Они быстренько выключили плиту и направились в спальню. Его настойчивость будоражила ее, но она все же нахмурилась:
— Не думаешь, что это слишком… поспешно?
— Нет, — бросил Брэм, запирая дверь. — Раздевайся.
— Не заставляй меня просить дважды, — предупредил Брэм, когда Джорджи среагировала недостаточно быстро. И голос при этом у него был такой хрипловато-чувственный, что ее охватила новая волна желания.
Все настолько восхитительно несложно! Он хотел женщину, она хотела мужчину, только и всего. Наконец-то ее мучения позади и она может наслаждаться каждым моментом тайной любви.
— Заметано.
Джорджи стянула топ.
— Сейчас я тебя нокаутирую.
Брэм уставился на ее грудь, просвечивающуюся сквозь светло-желтое кружево бюстгальтера, и его взгляд наполнил ее наслаждением. Джорджи нравилось чувствовать себя желанной, и не важно, что она просто подвернулась ему под руку. Брэм сжал ее запястье.
— На этот раз я хочу лежать в постели. Чтобы видеть каждый дюйм твоего тела.
Она едва не растеклась, прямо здесь, посреди спальни. Глядя в его затуманенные лавандовые глаза, Джорджи напомнила себе, что он настолько ей безразличен, что не сможет причинить боль.
Но тут Брэм поцеловал ее, и все мысли мигом вылетели из головы.
На этот раз не было медленного стриптиза. Они разбросали одежду по всей комнате и набросились друг на друга. До вчерашнего дня Джорджи никогда не отдавалась мужчине без любви, но теперь совершенно потеряла голову. Не переставая ласкать ее, Брэм раздвинул ее ноги и положил себе на плечи. Джорджи изводила и дразнила его в ответ. Не для того, чтобы завести. Потому что так хотела сама, потому что они занимались любовью для ее удовольствия. Не для того, чтобы ублажить мужчину, который ее не любил.
Он был земным. Грубоватым. Основательным. Ласкал ее пальцами. Губами. Своей плотью. Она испытывала блаженную, ослепительную свободу. Финальный взрыв был сокрушительным.
Потом она, обмякшая, лежала под ним и чувствовала себя настолько вымотанной, что едва могла ворочать языком.
— О… я… уверена… что в следующий раз… будет лучше…
Брэм лег на спину, тяжело дыша, мокрый от пота. Губы его искривились в ленивой улыбке.
— Давай будем честны: для такой женщины, как ты, одного мужчины недостаточно.
Джорджи расплылась в улыбке.
До сих пор Брэм был единственным мужчиной, которого Чаз приглашала в свою квартирку, но теперь на диване сидел Эрон. Он так и не снял наушники, у колена болтался джек. На нем были потертые джинсы и помятая зеленая футболка. Курчавые волосы дыбом стояли над круглым лицом. Очки на носу сидели криво.
