Он широко раскрыл глаза, а потом медленно ухмыльнулся. — Меня не было в ту ночь здесь. Сначала я хотел приехать к тебе, но потом решил уехать к маме. Это не я. Ты — единственная девушка, которую я приводил на эту кровать. Я скорее сожгу ее, чем приведу кого-то еще. Боже, я ни разу не прикасался к другим девушкам после тебя. Твое совершенство никто не может заменить.
Я улыбнулась и использовала его слова против его самого:
— Ты все еще любишь меня.
— Я дышу тобой каждую чёртову секунду. Буду любить тебя до конца своей жизни, Дисэмбер Говард. Ты думаешь, что ты слаба, но для меня ты самая сильная женщина, которую я знал.
Он взял мою руку и передвинул ее к своим губам.
Я отстранилась, пока не потеряла все свое самообладание. — Я не могу. Любить тебя слишком просто, когда ты прикасаешься ко мне, я хочу потеряться в тебе. Я не могу быть той, которая тебе нужна.
Он в очередной раз широко раскрыл свои глаза, его рука сжала мою.
— Дисэмбер, ты для меня больше, чем моя карьера или форма. Я обязан прослужить четыре года, не могу бросить это, но я подам в отставку. Четыре года и я вернусь.
Господи, да! Беззаботная наивная девочка хотела ухватиться за него, как за свою собственность. Я могла бы сделать одолжение в размере четырех лет до Джоша. Но я не уверена, что он насытиться ими. — Я не собираюсь отвечать за это. Если ты выберешь карьеру, я не буду до тебя грузом.
Слеза покатилась по моей щеке.
— Как мы можем так тяжело любить друг друга? Почему она делает больно нам обоим?
— Может любовь — это тонкая, мощная, но не долгосрочная вещь? Может, нам суждено гореть ярко только сейчас, вдали друг от друга, чтобы наш свет освещал наш путь?
Он прижал мою руку к своей груди, но где начиналась его татуировка в виде огня.
— Я буду носить его здесь, Эмбер. Тебя. — Он похлопал меня по руке. — Здесь. Всегда. Это ты: огонь и лед, все принадлежит тебе. — Его голос дрогнул. — Придешь ко мне? На проводы?
Я покачала головой, отрицая. — В этот день придут папины вещи, я обещала маме прийти.
Парень кивнул, улыбка угасла, а глаза перестали блестеть. — Может, это и к лучшему. Через два дня я ухожу из Базового курса. Черт возьми, почему я чувствую себя так, словно меня разрывает на части?
— Как и я. — Улыбнулась я, зная, что должна пойти. — Думаю, если сложить нас, то мы бы стали единой личностью.
Я бы не пережила этого. Нет. Сейчас я согласна жить с этим, даже ради десяти процентов нашей любви.
— К счастью мы испытали ее. В отличие от нас, многие не добились того, чтобы почувствовать настоящую любовь. Ты не пожалеешь, Джош Уокер. Ты мое самое большое дарование. — Я скользнула к нему на колени, наклоняясь в перед, чтобы позволить встретиться и нашим губам, и огню, который бушевал внутри нас. Я быстро прекратила это, но слишком поздно, так как оставила уже у Джоша частичку своей души.
Я не смогу жить без Джоша Уокера.
"Добро пожаловать домой".
В воздухе ощущалось возбуждение. Повсюду светились чистые улыбки детей. Так выглядит радость. Я бы никогда не опоздала на церемонию возращения домой. Мама всегда нуждалась в уединении с папой, а мы сидели дома и пекли ужасные печенье, которые бы отец ел и называл лучшими в его жизни. Это была наша традиция.
Поежившись на скамейке, я потянула свой сарафан вниз. Я играла с застёжкой моего клача, прекрасно понимая то, что пришло время конверту, которое в нем лежало. Вероятно.
Маленькая годовалая девочка села на скамейку чуть ниже меня, держась за мамину руку. Ее юбка была красно-сине-белой в тон бантов, которые были заплетены в ее волосы.
Я знаю это чувство, осознание того, что все будет в порядке. В тот момент, когда он вошел, жизнь словно прекратила свою существование. Не смотря на женщин, которые были рады его визиту, я улыбнулась.
Мама обошла трибуну, нашла меня глазами и стала подниматься ко мне. Она была одета в простое и милое зелёное платье. Заняв мое место, она улыбнулась, похлопав меня по колену.
— Я уже видела Сэм. Эмбер, ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо, мам.
Мы обе развернулись на шум и аплодисменты, не в силах сдерживать предвкушение.
— Ты готова? — Спросила она с беспокойством в своих глазах.
Я кивнула. Слова выше или прежде, чем я смогла их остановить. — Мама, прости, что злилась на тебя. Я не должна была так поступать. Джош... Если он... Ты жила с папой больше двадцати лет, мне жаль. Я сожалею, что ты его потеряла.
Она обняла меня. — У тебя есть полное право злиться на меня. И не только у тебя. Еще Эйприл, Гас.
— Я люблю тебя, мам. Я не могу это забыть.
— Не нужно. — Она приподняла мой подбородок. — Если ты любишь этого мальчика, ты его не забудешь. Любовь бесценна, Эмбер, и она не приходит часто. Что ты чувствуешь к Джошу? Он может никогда снова не вернуться. Ты сможешь прожить оставшуюся жизнь с этой мыслью?
— Я не смогу стоять и смотреть, как он умирает. Не могу. — Покачала я головой. — Я не могу жить в страхе, когда это кончиться.
— Никто не знает, когда она кончиться. — Ее пальцы сильно дрожали. — Как ты думаешь, зачем я сегодня тебя позвала сюда?
Я пожала плечами и оглядела все семейки, которые вели себя так, словно это последние их выходные вместе. — На прощание?
Она засмеялась.
— Боже, нет! Почему ты видишь в своей жизни только плохое? Ты поддерживала меня, ухаживала за своими братьями и сестрами, когда я не могла. Ты смогла пережить смерть и похорон своего отца. Ты должна понять, почему это того стоит
— Ничего не может стоить того, мама.
Ехидная улыбка появилась на ее лице. — Я включу режим мама-всегда-права.
Настало время, когда места начали заполняться шумными семьями. Матчи Джоша по сравнению с этими, не очень и шумные.
Обнимая друг друга за талию, я стояла с мамой.
Распахнулись двери, вошли солдаты.
Крики восторга наполнили зал, словно они приветствовали рок-звезд. Я не могла сдержать слезы, благодаря которым я выплеснула свои эмоции. Грусть. Маленький мальчик радовался, что его отец вернулся. Папа бы тоже хотел этого. Но он не может быть здесь.
Мама указала на несколько пустых мест недалеко от нас. — Они вернулись домой в форме духа. — Я посмотрела в пустое пространство, воображая, что мой отец стоит там.
После выступление, которое, как мне казалось, длилось гораздо дольше, чем представление, послышалась команда Генерала:
— Разойдись!