— М-м, неважно. Уверена, что завтра Люси изменит свое мнение — она всегда так делает.
Внезапно маленькая ручка вырывается из моей ладони.
— Мая, ты не слушаешь!
— Слушаю, слушаю! — быстро возражаю я. — Ты сказала, что… э-э… Люси не хочет быть твоей подругой, потому что…
— Не Люси, а Джорджия! — печально восклицает Уилла. — Я вчера рассказывала тебе, что мы с Люси поссорились, потому что она украла мою любимую фиолетовую ручку, которая с такими синими сердечками, и она не отдает ее, хотя Джорджия видела, как она взяла ее!
— О, точно, — бормочу я, лихорадочно пытаясь вспомнить разговор. — Твоя ручка.
— Последнее время ты все время забываешь, прямо как мама, когда она жила дома, — ворчит она.
Несколько минут мы идем молча. Вокруг меня обвивается вина, холодная и неумолимая, как змея. Я тщетно пытаюсь вспомнить длинный рассказ о пропавшей ручке, но безуспешно.
— Спорим, ты даже не знаешь, кто сейчас моя лучшая подруга, — говорит Уилла, роняя перчатку.
— Потому что я знаю, — быстро отвечаю я. — Это… это Джорджия.
Уилла обреченно качает головой, опустив ее вниз к тротуару.
— Не-а.
— Ну, тогда это действительно Люси, потому что я уверена, что как только она отдаст тебе обратно твою ручку, вы обе…
— Никто! — внезапно кричит Уилла, ее голос прорезает морозный воздух. — У меня даже нет лучшей подруги!
Я останавливаюсь и с удивлением смотрю на нее. Уилла никогда раньше не кричала на меня с такой яростью.
Я пытаюсь обнять ее рукой.
— Уилла, да ладно тебе. Просто у тебя был неудачный день…
Она отстраняется.
— Нет, это не так! Мисс Пирс дала мне три золотые звездочки, и я написала все правильно. Я говорила тебе об этом, но ты лишь ответила “М-м”. Ты больше вообще меня не слушаешь!
Вырываясь из моих рук, она убегает вперед. Я ловлю ее, как только она заворачивает за угол на нашу улицу. С силой разворачивая ее к себе лицом, я приседаю на корточки и пытаюсь удержать ее на месте. Она тихонько всхлипывает, сердито растирая ладонями лицо.
— Уилла, прости меня… прости меня, моя дорогая, прости. Ты права. Я не слушала, как следует, и это было просто ужасно с моей стороны. Дело не в том, что мне не интересно, что мне все равно. Просто я была так занята подготовкой к своим экзаменам, и мне так много всего нужно сделать, я так устала…
— Это не правда! — Она приглушенно рыдает, и слезы текут сквозь ее пальцы, просачиваясь между ними. — Ты не… слушаешь… и не играешь со мной… так часто… как делала… раньше…
Для поддержки я хватаюсь за ближайшие перила.
— Уилла, нет, дело не в том, что я…
Но, даже подыскивая оправдания, я вынуждена столкнуться с правдой в ее словах.
— Иди ко мне, — наконец, говорю я, крепко обхватывая ее руками. — Ты моя самая любимая девочка на всем свете, и я люблю тебя сильно-сильно. Ты права. Я не слушала тебя как следует, потому что мы с Лочи все время пытаемся разобраться в домашних делах. Но все это так скучно. С сегодняшнего дня я буду снова веселиться с тобой. Идет?
Она кивает, шмыгает носом и убирает волосы с лица. Я беру ее на руки, и она обхватывает меня руками и ногами, как детеныш обезьяны. Но сквозь тепло ее рук на моей шее, жара ее щеки у моей, я чувствую, что мои слова ее не убедили.
Несмотря на громкий топот обуви по бетонным ступеням, он не опускает книгу. Я останавливаюсь на полпути в пролете лестницы и в ожидании прислоняюсь к перилам. Подо мной доносятся крики с детской площадки. Он по-прежнему отказывается поднимать голову, без сомнения, надеясь, что кто бы это ни был, он проигнорирует его и продолжит свой путь. Когда становится ясно, что этого не произойдет, он быстро кидает взгляд поверх мягкой обложки книги, чуть не выронив ее от удивления. Его лицо озаряется медленной улыбкой.
— Привет!
— Привет.
Он закрывает книгу и выжидающе смотрит на меня. Я продолжаю стоять, глядя на него и сдерживая улыбку. Он откашливается, внезапно смутившись, его щеки заливает румянец.
— Что, э-э, что ты здесь делаешь?
— Я пришла поздороваться.
Он тянется к моей руке и начинает вставать, собираясь пройти выше по лестнице, чтобы уйти из поля зрения учеников на площадке внизу.
— Все в порядке, я не останусь, — быстро сообщаю я ему.
Он замирает, и его улыбка гаснет. Заметив у меня за спиной портфель и висящую на плече сумку с физкультурной формой, он обеспокоенно смотрит на меня.
— Куда ты уходишь?
— Я на день беру выходной.
Его взгляд становится резче, а выражение лица серьезным.
— Мая…
— Всего на один день. У меня сегодня только искусство и еще какая-то фигня.
Он обеспокоенно вздыхает, выглядя встревоженным.
— Да, но если тебя поймают, ты знаешь, что могут возникнуть проблемы. Мы не можем рисковать тем, чтобы привлекать к себе больше внимания теперь, когда мамы не бывает рядом.
— Мы и не будем. Если только ты не пойдешь со мной и не используешь свой пропуск старшего шестого класса.
Он смотрит на меня со смесью удивления и неуверенности.
— Ты хочешь, чтобы я тоже пошел?
— Да, пожалуйста.
— Я мог бы просто отдать тебе свой пропуск, — замечает он.
— Но тогда я не смогу насладиться твоим обществом.
Он снова краснеет, но уголки его губ дергаются вверх.
— Мама что-то говорила о том, что появится дома, чтобы взять кое-какие вещи…
— А я и не думала идти домой.
— Хочешь побродить по улицам до трех тридцати? Я не взял с собой денег.
— Нет. Я хочу кое-куда тебя отвести.
— Куда?
— Это сюрприз. Здесь недалеко.
Я вижу, как просыпается его любопытство.
— Н-ну, ладно…
— Отлично. Возьми свои вещи. Встретимся у главного входа.
Я скрываюсь на детской площадке, пока он не успел снова начать беспокоиться и передумать.
Лочена нет целую вечность. К тому времени, как он появляется, перерыв почти закончен, и я боюсь, что его спросят о том, что он покидает здание прямо перед звонком. Но охранник едва бросает взгляд на его пропуск, когда я незаметно проскальзываю перед ним через стеклянные двери.
На улице Лочен от холода поднимает воротник своего пиджака и спрашивает:
— А теперь ты расскажешь мне, что все это значит?
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Просто выходной день.
— Нам надо было это запланировать. У меня с собой всего пятьдесят пенсов.
— А я и не прошу тебя вести меня в “Ритц”! Мы просто идем в парк.
— В парк?
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую.
