— А я-то считала, что буйволы находятся под защитой государства. Разве они не внесены в список вымирающих животных?
Уголком глаза Элизабет заметила, что Майкл, пересекая зал, направляется к ним. Она рискнула немного подольше посмотреть в его сторону. Сердце ее учащенно забилось. Никто бы не подумал, что смокинг, сидевший на Майкле как влитой, был взят напрокат. Он выглядел шикарно.
Извините, что вмешиваюсь в разговор, — сказал Майкл, обращаясь к Амадо. Он старательно избегал встречаться глазами с Элизабет. — Я только хотел тебе сказать, что обратно с вами я не поеду.
— Меня это не удивляет, — ответил Амадо. — Я видел, как посмотрела на тебя Джанет Уильямс, когда мы вошли.
— Нет-нет, ничего даже близкого, — сказал Майкл. — Просто у меня в последнее время что-то нет особого настроения к веселью. Да и сегодня мне не стоило ехать.
— А как же ты доберешься домой?
— Бикерсы подбросят.
После неловкой паузы Амадо спросил:
— Это из-за Фелиции? Она что-то тебе сказала?
Майкл нахмурился, явно поставленный в тупик этим вопросом.
— Да я почти и не видел ее сегодня вечером.
— Зря я настоял, чтобы она приехала сюда на Рождество.
Майкл в конце концов посмотрел на Элизабет, явно ища у нее какого-то объяснения.
— Фелиция не хотела приезжать сюда, — сказала Элизабет. — И Амадо опасается, что она могла выплеснуть свое раздражение на тебя.
— Мне надо найти ее и посмотреть, все ли с ней в порядке, — сказал Амадо. — Если она хочет уехать, может быть, ты не будешь возражать прихватить ее домой?
— Ну конечно, — это было сказано вежливо, однако без особенного энтузиазма.
Амадо повернулся к Элизабет. — А ты не возражаешь составить Майклу компанию, пока я поищу Фелицию?
— А почему бы мне не помочь тебе? — спросила Элизабет.
— Элизабет совсем не обязательно оставаться со мной, — одновременно сказал Майкл.
— Я все же предпочел бы, чтобы Элизабет побыла здесь, с тобой, чем рисковать снова подвергнуться очередному приступу вспыльчивости Фелиции, — он положил руку Майклу на плечо. — Элизабет сегодня весь вечер очень хотелось потанцевать. Может быть, ты сделал бы это за меня?
— Я еще не такая уж увядшая фиалка, чтобы ты мне подыскивал партнеров для танцев, — резко сказала она Амадо. — Я могу и сама о себе позаботиться.
Амадо, казалось, был обескуражен этим выпадом.
— Элизабет, Бога ради, я совсем не это имел в виду. Я просто подумал, что, может быть, танец с тобой — как раз то, что необходимо Майклу, чтобы снова вернуть ему веселый настрой.
Майкл внимательно посмотрел на Элизабет и протянул ей руку.
— Как знать, может быть, он и прав.
Амадо одарил их довольной улыбкой, а потом повернулся и ушел. Элизабет подождала, пока он выйдет из комнаты, и сказала:
— Майкл, я не могу, у меня ноги дрожат.
Не обращая внимания на ее протест, он повел ее к танцующим. Когда она положила руку ему на плечо, кончики пальцев случайно коснулись его шеи. Ее ладонь свернулась в кулак, словно от острой боли. Кровь так громко пульсировала у нее в ушах, что Элизабет с трудом разбирала музыку. Но Майкл был искусным танцором, и благодаря ему со стороны все выглядело прекрасно.
— А я мечтал, что снова буду обнимать тебя, — сказал Майкл.
— Не говори мне ничего такого.
— Я думал, что из-за чувства вины без тебя мне будет легче.
— Ты в самом деле веришь, что когда-нибудь станет легче?
Эти слова больше походили на крик о помощи, чем на вопрос. Его прикосновения, запах его одеколона — все казалось таким родным. Она прищурилась, и по ее щеке соскользнула слезинка. Элизабет положила лоб ему на грудь, пряча лицо и сдерживая рыдания, рвущиеся из горла.
Она пропустила нужный шаг и едва не споткнулась. Майкл притянул ее поближе. Он тепло и мягко дышал ей в волосы. Ноги Элизабет отказывались двигаться. Она явно не продержалась бы до конца танца. Ведь и она тоже мечтала о том, чтобы руки Майкла снова обвились вокруг нее, но только не здесь, где могут заметить их страстное томление и раскрыть их тайну.
Невыносимая боль переполнила ее.
— Майкл, я должна уйти отсюда.
Он, не говоря ни слова, провел ее к коридору, убедился, что там никого нет, распахнул дверь, ведущую наружу. Элизабет шагнула в прохладный воздух и глубоко вдохнула. Они стояли в тени, по-прежнему сохраняя молчание. Спустя несколько мгновений Майкл протянул руку и коснулся жемчуга. Элизабет накрыла его руку своей.
— Если ты не перестанешь меня трогать, я не смогу снова вернуться туда: ведь Амадо поймет, что происходит.
— Да я просто смотрел на твое ожерелье, — сказал он. — Оно великолепно.
Элизабет понимала, о чем он говорит на самом деле.
— И очень дорогое. Я не просила подарков и не хотела.
— Но оно тебе очень идет. Ты словно родилась для того, чтобы носить изысканные драгоценности и дорогие вечерние платья.
— Но мы-то с тобой знаем, что это не так, правда?
Молчание, последовавшее за этим, казалось, длилось целую вечность. Когда Майкл наконец заговорил, голос его был ровным и спокойным.
— Я больше так не могу, Элизабет.
Холодный воздух просачивался сквозь бархатное платье, вытягивая последние остатки тепла.
— Я все время говорю себе, что станет полегче, — сказала она. — Может быть, нам не стоит так серьезно к этому…
— После того, что произошло несколько минут назад, я не могу верить, что наша любовь — временное наваждение. Никогда ты не перестанешь быть для меня самой желанной и родной.
Он вел себя так уверенно, словно у них появился выбор, словно появились ответы на вопросы, произнести которые вслух ни у одного из них не хватало смелости.
— Ничего же не изменилось, Майкл.
— И никогда не изменится. Вот потому-то я и решил уехать.
— Ты действительно считаешь, что нам будет легче, если ты переберешься в Модесто?
Да, ей тяжело видеть его изо дня в день, но как она перенесет разлуку?
А Майкл поднял руку и коснулся было ее, но потом вяло опустил руку.
— Я говорю не об отъезде в Модесто.
Она вздрогнула и застыла в ожидании чего-то страшного.
— Тогда куда же?
— Куда-нибудь подальше. Может быть, во Францию или в Австралию. Пока не знаю.
— Нет, ты не можешь этого сделать, — ее стало трясти. — А что мне делать без тебя?
— Элизабет, я не могу остаться. Такая жизнь убивает меня.
Элизабет искала слова, которые могли бы остановить его, какие-нибудь слова, наполненные ожиданием, надеждой. Но таких слов не было.
— Когда? — спросила она.
— Я еще не решил.
