Друзья усаживались в самолет и по команде «Застегнуть ремни!», затаив дыхание, неслись в новую жизнь, а Даша в одиночестве понуро брела к машине и привычно-горестно возвращалась домой, невыносимо завидуя. Америку она представляла себе пионерским лагерем, где у всех вечером будут танцы у костра, на которые ее не взяли.
«Я как Серая Шейка, — печально размышляла Даша. — Все улетели, а она осталась… и ее съели лисы». Растроганная удачно найденным образом, она плакала от жалости к себе, при всей искренности своих переживаний немного любуясь своим горем и ни на минуту не забывая, что в действительности Серая Шейка выжила.
«Как ты можешь оставаться в этой страшной стране!» — говорили друзья. Олегу удалось свить вокруг нее такой теплый уютный кокон, что Даша никогда не задумывалась, страшно ли ей здесь жить. Она просто не хотела оставаться одна и жила, стараясь не раствориться в ужасе перед надвигающимся одиночеством.
Теперь Даша дружила с родителями уехавших друзей, приносила им читать письма, которые получала сама, и читала те, что дети написали им. Родители постепенно уезжали к детям, окончательно разрывая последние ниточки.
Она ходила по городу, впервые не ощущая его родным. Дашин город опустел, теперь ей даже случайно на улице некого встретить, это не ее город, а склеп. Повсюду здесь жили ее друзья. Раньше, в другой жизни. Теперь это просто пустые внутри коробки.
Женька с Дашей шли по Александровскому саду, обнявшись и подпрыгивая на каждый третий шаг.
— А Игорек говорит: как можно сейчас уезжать из страны? Именно сейчас, когда такие огромные, потрясающие возможности!.. Удивляется, что все уезжают… — задумчиво сказала Даша.
— Недочеловеков не обсуждаю, к тому же ваш Игорек русский.
— При чем здесь, кто русский, кто еврей? Можно подумать, что Игорька волнует судьба России, а не его собственные перспективы, а именно деньги! — Даша даже поморщилась от нелепости предположения о патриотизме Игорька.
— Мумзель, ты не сможешь до конца понять ни русских, ни евреев, потому что ты половинка, а значит, никто!
— Никто? Я никто? А сам ты тоже никто! — рассеянно произнесла Даша и, неестественно хихикнув, смущенно спросила: — Мумзель, а ты меня не бросишь?.. Ты не уедешь?
— Я не уеду. А ты? — шутливо ответил Женька. Даша отчаянно кружила вокруг Олега, упрашивая его последовать общему примеру и эмигрировать. Безразлично куда, но лучше в Америку, там больше друзей. Олег в обсуждения не пускался. «Почему я должен объяснять тебе очевидные вещи? — мягко, жалея Дашу, отвечал он. — Наша фирма, родители, которые никогда не уедут из Москвы… А Соня? Ее муж тоже не поедет, ты что, всерьез хочешь обсуждать жизнь на другом конце света без нее?» Даша не хотела, и на этом вялый разговор заканчивался.
Женькины обстоятельства были схожи с Дашиными своей безоговорочностью. Бывшая советская власть давно уже вежливо проводила Владислава Сергеевича на персональную пенсию с ценным подношением, позолоченным макетом Исаакиевского собора. Ежедневно любуясь подарком, Владислав Сергеевич представлял, что у исполкома, как раз напротив собора, его ждет черная «Волга». По старой партийной привычке не допуская в свой дом никакого упоминания об эмиграции, осуждая уехавших знакомых и боясь модного слова «отъезд», он не мог даже предположить, что это слово может иметь отношение к его семье. Теперь они с Евгенией Леонидовной почти безвыездно жили на даче. Устроившись на маленькой веранде вдвоем с матерью, Женька шепотом рассказывал ей, кто еще собирается уезжать. Евгения Леонидовна смотрела на него жалкими глазами и однажды сказала: «Смотри, Женечка, отец не переживет!..» «С тех пор я дома на эту тему не говорю, как будто я сам старый заслуженный партиец!» — смеялся он.
— Я не совсем уверен в необходимости отъезда, но даже если бы я умирал от желания улететь в теплые края, я никогда не оставлю родителей! — убежденно произнес Женька.
Что-то неуловимо смутило Дашу в его словах, не смысл, а, пожалуй, некоторая интонация сомнения, все-таки она знала Женьку как саму себя.
— Обещай мне, — больно вцепилась ему в локоть Даша. — Пусть я идиотка, обещай, что ты никуда не уедешь!
Женька дернулся, а она вдруг сильно ущипнула его и злобно прошипела:
— Ну, обещаешь? Буду щипать, пока не скажешь!
— Ты с ума сошла, больно! Ладно, мумзоподобный придурок, обещаю!
Через год Даша опять стояла в зале международного аэропорта. Одной рукой она крепко прижимала Женькину руку к себе, а другой непрерывно гладила его по плечу, как будто боялась, что он растворится прямо у нее на глазах.
— Почему в Германию? — в сотый раз повторяла она.
— Мумзяша, я через полчаса улечу, а ты еще не поняла? Почему я должен тратить свой бесценный мозг на такого тупоумного червяка, как ты? Объясняю тебе, я просто еду посмотреть. Это же не Америка, все рядом, потусуюсь и вернусь к своему Мумзелю.
— Твои родители остаются здесь, я понимаю, что вернешься. А кстати, откуда ты знаешь, что в Германии платят такое пособие, что можно жить не работая?
— Говорят. А я хочу проверить. Женька коротко обнял Дашу.
— Не плачь, Дашка, я пришлю тебе жвачку! — И, просочившись через узкий проход в таможню, обернулся и крикнул: — Пожеванную! На новую не надейся!
24 марта 89.го г.
Дорогая Дашка!
Так суетливо привыкала к Америке, что не было сил писать, извини! Цинциннати — это всего лишь один торжественный торговый центр в окружении нескольких улиц с большими домами, где живут только бедные и черные. Все нормальные люди живут в маленькихcommunitiesвокруг. Это похоже на деревни, только дома в них красивые.
Дом Гордона, то есть наш дом, похож на все дома вокруг. Ты будешь смеяться, я один раз вечером перепутала и заехала на соседнюю улицу, вошла в открытый дом и улеглась на диван с книгой. Смотрю, обивка другая! Перепутала! Представляешь, дома как близнецы, даже внутри! Но это все неинтересная нам с тобой ерунда! САМОЕ ГЛАВНОЕ!Я БЕРЕМЕННА!!!!!
Кроме того, что я давно уже не против детей, я подумала, что ребенок поможет мне вернее всего закрепиться в этой стране, в этом городе, на этой улице, в этом доме, на этом диване! УРА! Гордон счастлив, так что я тоже счастлива.
Я уже работаю! ВTrevelAgency! Мой шеф говорит, что лучше бы мне работать вместе с Гордоном в «Проктер энд Гэмбл», потому что у них имеется такое специальное место, куда можно брать с собой младенца, оставлять его там и бегать кормить во время рабочего дня. Представь, что ты с месячной Маргошей на руках прешься на работу! Дикие они люди!
